Автор: mainecoon76
Название: Снежная пыль
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, AU, мистика, ангст, экшн
Персонажи: Торин, Двалин, Балин, Бильбо, остальные.
Пейринг: Дворин
Описание: Почти восемьдесят лет назад Двалину стало известно о трагической судьбе, уготованной тем, кто ему дорог. Их поход к Эребору подходит к концу, и он понимает, что времени уже не остается. Он готов бороться изо всех сил, чтобы отвести нависшую угрозу. Но он никогда не предполагал, что эта борьба заставит его пойти против собственных представлений о чести и верности.
Третья часть серии.
Первая часть
Вторая часть
Зарисовка к третьей части
часть 1/6
UPD часть 2/6
Название: Снежная пыль
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, AU, мистика, ангст, экшн
Персонажи: Торин, Двалин, Балин, Бильбо, остальные.
Пейринг: Дворин
Описание: Почти восемьдесят лет назад Двалину стало известно о трагической судьбе, уготованной тем, кто ему дорог. Их поход к Эребору подходит к концу, и он понимает, что времени уже не остается. Он готов бороться изо всех сил, чтобы отвести нависшую угрозу. Но он никогда не предполагал, что эта борьба заставит его пойти против собственных представлений о чести и верности.
Третья часть серии.
Первая часть
Вторая часть
Зарисовка к третьей части
часть 1/6
В этом году зима приходит рано.
Первый снег застает их в Озерном городе. Когда они поднимаются в гору, он хлюпает у них под ногами, смешиваясь с глиной - сырой и грязный. Реку сковывает тонкий прозрачный лед. Двалин спрашивает себя, стоит ли считать неким предзнаменованием ранние морозы, сулящие умирание всему, что не успело подготовиться к приходу холодов. Потом он вспомнит, что были и другие зловещие знаки, на которые он не обратил внимания. Как Торин безотчетно касался его руки, когда они искали убежища в этом людском городе, насквозь пропитанном ложью и лицемерием. Как он погружался в мрачные раздумья, уставившись невидящим взглядом на Одинокую Гору.
Двалин боится. И у него есть на то причины. Причины, которыми он ни с кем не может поделиться. Тревожные мысли настойчиво роятся в голове, делая его еще угрюмей и вспыльчивей, чем обычно, не давая уснуть по ночам.
Но беда приходит, откуда не ждали.
- Я не понимаю, почему это так важно. – Бильбо Бэггинс выпрямляется во весь свой невеликий рост, обводя их по очереди сердитым взглядом. – Камень. Вы хотите найти красивый камень. Смауг отправился, чтобы спалить дотла Озерный Город со всеми его жителями! Они же нас приютили и… они ни в чем не виноваты, и он убьет их. А все, что вы хотите – найти этот проклятый камень?
- Да, и как можно скорее. – Торин даже не пытается скрыть нетерпение. – Пока Смауг не вернулся. Принимайтесь за дело, у нас нет времени! – Он поворачивается к остальным, и гномы нервно отводят глаза. – Живо!
В результате все поспешно бросаются перебирать золотые монеты и украшения, роясь в драгоценностях, как в куче песка, в поисках одного единственного сокровища, которое должно обеспечить успех их предприятия.
Все кроме Двалина, на которого рявканье Торина оказывает прямо противоположный эффект. В течение всего похода его нервы были на пределе, и обостренное чувство опасности подсказывает ему, что стоит держаться настороже.
Их взломщик тоже не спешит присоединиться к поискам. Нахмурившись, он смотрит на суетящихся гномов, неодобрительно поджав губы. Торин поворачивается к ним, опасно сощурив глаза.
- Вы, оба! – рычит он. – Шевелитесь. Повторять не стану!
Бильбо пораженно вздыхает, и внезапно Двалин понимает, что боится за его безопасность не меньше, чем за Торина. Он придвигается к хоббиту и подталкивает его к лестнице, ведущей в сокровищницу. Бильбо оборачивается, сердито глядя на него, но когда их глаза встречаются, злость на его лице сменяется мрачным пониманием.
Двалин первым отводит взгляд. Ни Бильбо, ни кому другому он не признается, что Торин никогда прежде не говорил с ним так. Ни разу за почти две сотни лет. Сжав кулаки так, что ногти впиваются в ладони, он следом за Бильбо поднимается на гору золота.
Пытаться найти в таком количестве драгоценностей один единственный камень – задача почти нереальная.
- Махал, помоги нам, - бормочет Бофур, вытирая со лба рукавом. Рукав весь в грязи, так что на лице остаются черные полосы. Он поворачивается к Балину и улыбается. – Он же может, да?
Балин кивает и рассеянно окидывает взглядом нишу, содержимое которой они перебирают последние три часа. Двалин замечает в его глазах беспокойство. Балин то и дело зарывается пальцами в золотые монеты, словно их прикосновение успокаивает его, и Двалину хочется взять его за руки.
- Конечно, дружок, - вымученно улыбается Балин. – Мы же добрались сюда несмотря ни на что. Создатель не мог посмеяться над нами, приведя сюда и бросив в самый сложный час.
- Он иногда не прочь посмеяться, - пожимает плечами Бофур, поддевая сапогом груду драгоценных камней. Они рассыпаются, но магического сияния Аркенстона не заметно. – Ладно, что толку переживать? Будь, что будет, мы же не можем изменить судьбу. Но, хорошо бы он был к нам подобрее.
Двалин хватается за каменную стену, обламывая ногти. Образы проносятся у него в голове, знакомые до мелочей, но все равно заставляющие вздрагивать от ужаса, и все, что он видит – это алые пятна, струи, реки крови.
Мы же не можем изменить судьбу.
Наверное, он не может. Наверное, предупреждение Вили было всего лишь жестокой шуткой богов. Воздух кажется таким густым, что им невозможно дышать.
- Подобрее? – горько усмехается он. – Нашел, чего ждать. Если мы не одолеем судьбу, она раздавит нас. Вот тебе и весь смех.
Балин поднимает голову, и Двалин замечает в его глазах тревогу. В следующее мгновение тяжелая ладонь опускается на его плечо.
- Верно сказано, - Торин проходит мимо. – Будь я проклят, если не сумею одолеть ее на этот раз. Так что бросьте пустые разговоры и ищите камень, иначе все будет напрасно!
Его глаза блестят в тусклом свете факелов, и капельки пота сверкают над бровями. Он обводит взглядом груды сокровищ, словно пытаясь заставить Аркенстон появиться по одному его желанию. Он не глядит на Двалина, он вообще редко это делает с тех пор, как они очутились в Горе. Они знакомы так давно и так близко, что способны понимать друг друга без слов, но теперь Торин смотрит сквозь него, и Двалин впервые чувствует, что ему не дотянуться до друга, словно их разделяет невидимая стена.
Он едва сдерживает рвущийся наружу рык.
Балин и Бофур переглядываются и снова принимаются за дело. Торин поворачивается, направляясь к остальным. Двалин смотрит ему вслед, пока он не исчезает из виду. Он хватает первый попавшийся камень - синий, цвета ториновых глаз, кристально-чистый сапфир размером с кулак, сверкающий тысячами отполированных граней – и бьет им об стену, пока не разбивает кулак в кровь. Острые грани впиваются в его ладонь, и Балин хватает его за руку, оттаскивая от стены. Он что-то говорит, но Двалин не слышит ни слова – все заглушает шум крови в ушах.
Он прислоняется к скале, жадно хватая ртом воздух. Постепенно он заставляет себя успокоиться, задвигая поглубже всепоглощающую ярость, которая рвется наружу с того момента, как они вернулись в Эребор.
Балин говорил, что над сокровищем лежит печать безумия. Может, так оно и есть.
Проглотив комок в горле, он переводит взгляд на Балина и Бофура. Они настороженно смотрят на него, готовые в любой момент удержать его, если потребуется. Он качает головой.
- Я в порядке, - хрипло выдавливает он, возвращаясь к поискам.
Дни тянутся один за другим. Нависшая угроза действует на нервы даже самым добродушным членам отряда. Они то напряженно замирают, готовые в любой момент услышать громогласный рык, скрежет когтей и хлопанье кожистых крыльев, после чего струи пламени обрушатся на них, выжигая пустынные залы, то продолжают лихорадочные поиски, валясь с ног от усталости. И даже во время коротких передышек не слышно ни шуток, ни песен.
Торин единственный, кто никогда не отдыхает.
Двалин держится только силой воли. Его организм достаточно крепок, недостаток сна и еды ему не помеха, но дело не только в этом. Его нервы уже давно на пределе. Восемьдесят лет он был настороже. Он постоянно ждал, ждал и боялся, что любой его промах, любая оплошность приведет к трагедии. Сейчас этот миг как никогда близок, и все его силы уходят на то, чтобы держать себя в руках, когда больше всего ему хочется поднять голову и завыть, молотя кулаками холодный камень стен, пока не треснут кости, как пойманный в клетку дикий зверь, что кидается на прутья.
Балин не оставляет его ни на минуту. Двалин никогда не говорил ему о полученном предупреждении, но брат знает, что уже долгие годы что-то точит его изнутри. Он отчаялся добиться объяснений, но неизменно был рядом, молчаливо поддерживая Двалина.
- Мы еще можем его найти, - говорит Балин, когда они сидят на полу сокровищницы, жуя черствый хлеб. – Может, нам стоит пересмотреть технологию поиска. Мы уже проверили основные места, где он мог быть, но, что если дракон перенес его? Может, у него был тайник для самых ценных вещей?
Двалин молча смотрит на него, и ему становится не по себе. Первый раз в жизни он видит, чтобы у Балина тряслись руки.
Он не привык ходить вокруг да около.
- Ты не веришь, что у нас получится. Думаешь, что ничего не выйдет.
- Что? Нет, - Балин вздыхает и качает головой. – Вовсе нет. Мы все знали, что это рискованное дело, и оно еще не окончено. Никогда не сдавайся раньше времени, дружок.
Двалин не отвечает на его улыбку. Балин принимается теребить бахрому на обтрепанных рукавах, и Двалину хочется, чтобы он, наконец, прекратил.
- Что ты помнишь, братишка?
Двалин удивленно поднимает голову. Балин смотрит куда-то вдаль, словно видит что-то в пустоте. Его пальцы продолжают нервно перебирать ткань.
- Ты был мальчишкой, когда это произошло. Ты помнишь… - он обрывает себя, и его лицо становится непроницаемым, словно тяжелая мраморная дверь становится на место, сливаясь со стеной. – Не важно. Давай продолжим, у нас осталось мало времени. - Он поднимается, засовывая кусок хлеба в карман.
Какое-то мгновение Двалин просто смотрит на него, а потом встает. Он не знает, что за воспоминания заставляют руки Балина дрожать, но предпочитает не спрашивать.
Дракон так и не возвращается, но однажды ночью они все-таки видят огонь. Вереница факелов освещает дорогу от Озера. Целая армия эльфов и людей из Эсгарота направляется к Горе и разбивает лагерь у подножия недалеко от Главных Ворот. Они не отвечают на вопрос Торина о цели прихода. Вместо этого они разводят костры и устраиваются на ночлег. Долину наполняют звуки эльфийских арф и веселых песен.
- Почему они здесь? – спрашивает Фили, когда они собираются на стене. – Зачем они привели с собой эльфов?
- А как ты думаешь? - бросает Торин. – Они хотят забрать то, что принадлежит нам. Рассчитывали пройти по нашим трупам, но так просто им это не удастся.
- Но дракон… - Фили недоуменно качает головой. – Где же дракон?
На это никто не может ответить, и они возвращаются внутрь и разбредаются по углам, устраиваясь на ночь. Двалин лежит, уставившись в темноту, и прислушивается к металлическому звяканью, доносящемуся из сокровищницы. Торина нет рядом с ним, и он убеждает себя, что причина пробегающей по телу дрожи всего лишь холод, не страх.
Переговоры ни к чему не приводят.
Люди ведут себя дерзко и вызывающе, их требования смехотворны, а тот факт, что они пришли в сопровождении Трандуила, державшего их отряд в темницах, вызывает только ярость. Торин кипит от злости и, пожалуй, на этот раз Двалин точно знает, что у него на уме, потому что сам испытывает то же самое. Они не могут пойти на выставленные условия, если только Торин хочет сохранить лицо и уважение к себе, как к правителю. Хотя те, кто пришли сюда уж точно не питают к ним никакого уважения.
Члены отряда в бессильной ярости смотрят, как Торин ставит точку в переговорах, всадив стрелу в щит глашатая, и они оказываются в осаде.
- Тот, кто называет себе Королем-под-Горой, - бушует Кили. – Да как они смеют? Они что, все время нам лгали? Они приветствовали нас! Они обещали нам поддержку!
- Они винят нас в том, что их город разрушен, и считают, что имеют право на компенсацию, потому что убили дракона, - обеспокоенно бормочет Балин. – Это плохо. Нам нужны союзники, мы не выстоим в одиночку…
- Мы еще посмотрим. - Торин обрушивает кулак на каменный парапет. - Балин, постарайся найти воронов, я отправлю послание в Железные Холмы. Теперь, когда Эребор наш, Даин поможет защитить его от мародеров.
Балин кивает, но прежде чем уйти, он успевает обменяться взглядами с братом, и Двалин уверен, что ясно понял его мысль.
Только, если у нас будет Аркенстон.
Их кузен достойный гном и добрый друг, но это не значит, что он поведет свою армию в бой с другими народами. По крайней мере, пока у Торина не будет Камня Государя – символа славы и власти, который объединит все семь кланов против любого врага.
Если они найдут Аркенстон, будет война.
Не славная битва, но горе и смерть. У них нет шансов. Даже если они получат помощь от Даина, их все равно слишком мало, и Двалин знает, чем все закончится, он это видел. Он до сих пор видит это в своих снах.
Торин, бледный как смерть, истекающий кровью на походном лежаке. Балин с черной стрелой в груди. Кровь, пропитавшая золотые волосы Фили и растекающаяся темной лужей вокруг тела Кили.
Их отец верил, что Двалин сможет помочь им, спасти их. Если бы он только знал…
Это не дракон, понимает он с обреченностью. Их судьба – эта битва, которую он должен предотвратить любой ценой, иначе те, кого он любит, погибнут, а его собственная жизнь потеряет смысл.
- Не делай этого, - слышит он собственный голос. Все присутствующие поворачиваются к нему.
- Не делать чего? – Торин глядит на него, нахмурив брови.
- Не объявляй войну. – Двалин знает, что все недоуменно смотрят на него, даже Балин обернулся в изумлении. Но он не обращает на них внимания. – Они ублюдки, но Балин прав. Нам нужны союзники. Мы не должны развязывать бойню.
В воздухе повисает тишина. Торин глядит на него так, словно не может поверить своим ушам, и Двалин чувствует, как краска заливает его лицо. Он воин, гном из гордого клана, который никогда ни перед кем не склоняется, и он всегда был верен Торину. Он должен преданно стоять рядом со своим королем, как делал это всю свою жизнь.
Не искать мира с кучкой грабителей и шантажистов, которые отказывают Торину в его праве на престол и уважении. Не ставить под сомнение решение короля в присутствии свидетелей.
Но Торин всегда прислушивался к его совету, всегда полагался на его мнение. Возможно, он хотя бы выслушает его.
С минуту Торин просто молчит. Потом крепко хватает Двалина за руку.
- Иди за мной, - бросает он, и Двалин, сжав зубы, повинуется.
Он следует за Торином в небольшую оружейную недалеко от сокровищницы. На стенах изображены величественные картины битв прошлого, и пламя факелов отражается тысячами бликов от драгоценных камней мозаики.
Как только за ними захлопывается дверь, Торин резко оборачивается. Его глаза метают молнии.
- Довольно, Двалин, - рычит он. – Сделаешь так еще раз – пожалеешь.
Двалину ловит себя на том, что ему хочется врезать Торину в челюсть. Он отчетливо слышит звук удара, представляет, как увидит на его лице боль и растерянность, и это даст ему преимущество – лишнее мгновение, чтобы провести прямой в корпус, так чтобы согнулся пополам…
Он с силой прикусывает губу. Можно сколько угодно злиться на Торина, но сейчас его пугают собственные дикие мысли. Он не хочет причинять Торину боль. Он хочет защитить его и уберечь.
- Я не оспариваю твое решение, - ровно говорит он. – Прости, если мои слова были неуместны.
- Да уж, были, - сердито бросает Торин. – Впредь помни свое место.
С таким презрением он обычно обращается к тем, кого едва удостаивает вниманием. Так он говорил с хоббитом в самом начале путешествия, но это уже давно в прошлом, и Двалину этот тон и эти слова как нож в сердце.
Ему бы стоило прикусить язык, чтобы потом попробовать поговорить еще раз. Он слишком долго закрывал глаза на очевидное, но сейчас нет смысла врать себе – с его другом что-то не так. Он изменился. Торин всегда был горд, но не глуп, суров, но не жесток, и он всегда обращался с Двалином как с равным.
И это почти невозможно вынести. Сильнее, чем когда-либо тьма проникает в его разум, отравляет волю и наполняет мысли ненавистью. С рычанием он делает шаг вперед и, ухватив Торина за отвороты рубахи, впечатывает его в стену.
- Идиот гребаный! Ты ничего не знаешь! Ты же умрешь! И Фили! И Кили! И Балин! А мне придется с этим жить! И я скажу, что я об этом думаю, хочешь ты или нет!
Торин застывает, и яростный порыв проходит так же внезапно, как появился. Они молча смотрят друг на друга, затем Торин поднимает брови, глядя на руку, все еще сжимающую его рубаху, и Двалин отпускает его, словно обжегшись.
- Ты поднял руку на своего короля.
Двалин отступает на шаг и делает глубокий вдох, пытаясь придти в себя.
- Только короля?
Торин не отвечает.
Двалин вглядывается в его бесстрастное лицо и пытается побороть отчаяние. Они были друзьями, сколько он себя помнит. Почти две сотни лет они были вместе в горе и в радости, трудились бок о бок, вместе сражались, делили кров, еду и постель. У них был один дом, одна семья, они знали друг друга лучше, чем себя. Но сейчас Двалин не узнает своего друга.
Он склоняет голову, как того требует обычай.
- Прошу прощения, мой король. Этого больше не повторится.
- Надеюсь.
Торин уходит, не взглянув на него. Двалин прислоняется к стене и прикусывает губу, пока рот не наполняется привкусом меди.
- Мы не должны идти в бой, - шепчет он. – Услышь меня. Прошу тебя. Поверь мне.
В ответ на уши давит жуткая тишина.
- Прошу прощения.
Двалин оборачивается и видит в дверях Бильбо. Их взломщик сейчас похож на сжавшегося в комок кролика, готового при малейшем шорохе рвануть с места, но на его круглой мордахе написана решимость.
- Я слышал… Извини. Вы довольно громко говорили.
- Да. - Двалин сердито смотрит на хоббита. Только его сейчас и не хватало. – Так чего ты хотел?
- Ты… - Бильбо озирается, потом заходит в зал и закрывает за собой дверь. – Мы можем поговорить? Если ты не против, конечно. Строго между нами.
Бильбо нервно переступает с ноги на ногу и, судя по его бледной физиономии, он предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь, но он держится прямо и решительно, не прячась от хмурого взгляда Двалина. Пожалуй, их взломщик и правда не так прост как кажется.
- Ладно, выкладывай, что там у тебя.
- Хорошо. – Бильбо делает глубокий вдох, и поднимает на Двалина глаза. – Ты и Торин… вы очень близки, насколько я понимаю.
- Были. Видимо, больше нет.
- Я могу спросить… почему ты споришь с ним?
- Что? – Двалин скрипит зубами.
- Ты единственный, кто не соглашается с ним. Мы все видим, что с ним происходит, этого же нельзя не заметить, - Бильбо нервно смеется. – Это… ненормально. Но ты единственный, кто возражает ему. Почему?
- Какое тебе до этого дело? – огрызается Двалин. – Тебя это не касается.
- Может, и нет, - Бильбо бессознательно сжимает руку в кармане. – Ты сказал, что не хочешь войны.
- Не хочу.
- Что, если есть возможность ее предотвратить?
Двалин смотрит на хоббита, раскрыв рот. Все его мысли разом улетучиваются.
- Как?
- Ты меня убьешь, я знаю, - нервно выдыхает Бильбо. – Ладно. Что, если я скажу тебе, что знаю… У меня нет его при себе, просто, чтобы ты знал… Но что, если я знаю, где находится Аркенстон?
Это совсем не то, что Двалин ожидал услышать.
- Торин будет в восторге.
- Не думаю, что мне стоит отдавать ему камень, - Бильбо делает шаг назад, поглядывая на дверь. – Послушай, он слишком хочет его получить. Он просто помешался на нем. Я такого никогда не видел. – Он прикусывает губу и отводит глаза. Его правая рука непрестанно перебирает что-то в кармане.
- Это опасно, - продолжает он. – Так хотеть чего-то. Желание завладевает твоим разумом, и ты перестаешь замечать все вокруг. Оно никогда не отпустит тебя.
- Что ты знаешь об этом? – спрашивает Двалин. Разговор принимает неожиданный поворот. Внутренний голос подсказывает ему, что взломщик прав, да он и сам знает, какого это – желать чего-то всем своим существом.
- Я? Нет, ничего. Совсем ничего, - Бильбо широко улыбается, и от этой улыбки за милю несет фальшью. – Просто ты сказал, что не хочешь войны, и я тоже. Если Торин не слушает тебя или Балина, он не послушает никого, так ведь? Но если… это просто предположение, но я, правда, не знаю, что еще можно сделать… что, если я отдал бы Аркенстон Барду, и Торин был бы вынужден… ай! Убери руки!
На какой-то миг ярость ослепляет Двалина, и он вздергивает хоббита за грудки и прижимает к стене.
- Как ты смеешь? – шипит он в бешенстве. – Как ты мог предложить такое, ты, мелкий паршивый…
- Да выслушай ты меня, наконец, гном тупоголовый! – Каким-то образом Бильбо умудряется выглядеть возмущенным, даже когда его ступни болтаются в воздухе. Это так изумляет Двалина, что он замолкает. Должно быть, так чувствует себя волк, когда его кусает заяц.
- Между прочим, я мог бы просто так и сделать, - сердито заявляет Бильбо. – Перелезть через стену и пробраться в лагерь. Для опытного взломщика это раз плюнуть, должен заметить. Но я этого не сделал. Я не хочу, чтобы началась война, я не хочу, чтобы все они погибли: Кили, и Фили, и Бофур, и остальные. Так что если у тебя есть идея получше, я тебя с удовольствием выслушаю.
Двалин медленно опускает его на землю и разжимает пальцы. Он прислоняется к стене и закрывает глаза.
Если Торин получит Аркенстон, все кончено.
Своими руками отдать его врагу – это последнее, на что он мог бы пойти.
Но если его спрятать…
Двалин сглатывает застрявший в горле комок. Это измена. Одну мысль об этом уже можно считать предательством.
Он не знает, сколько стоит так, подпирая стену, но когда он открывает глаза, Бильбо смотрит на него, терпеливо ожидая ответа. У него бледное лицо и темные круги под глазами.
- Может быть, - медленно произносит Двалин, - если бы мы могли его спрятать... Только на время. Пока Торину не станет лучше.
- А если… – начинает Бильбо и тут же осекается под суровым взглядом Двалина. Он не позволит никому даже предполагать, что Торин может и не придти в себя.
- Что ж, - Бильбо откашливается. – И как это, по-твоему, поможет?
Двалин заставляет себя успокоиться. Возможно, это тот шанс, которого он ждал все восемьдесят лет. У него нет другого выбора, даже если ему придется совершить предательство. Если Торин когда-нибудь узнает об этом, их дружбе придет конец, и он сам будет в этом виноват. Он поворачивается к Бильбо.
- Ты знаешь, что такое Аркенстон?
Первый снег застает их в Озерном городе. Когда они поднимаются в гору, он хлюпает у них под ногами, смешиваясь с глиной - сырой и грязный. Реку сковывает тонкий прозрачный лед. Двалин спрашивает себя, стоит ли считать неким предзнаменованием ранние морозы, сулящие умирание всему, что не успело подготовиться к приходу холодов. Потом он вспомнит, что были и другие зловещие знаки, на которые он не обратил внимания. Как Торин безотчетно касался его руки, когда они искали убежища в этом людском городе, насквозь пропитанном ложью и лицемерием. Как он погружался в мрачные раздумья, уставившись невидящим взглядом на Одинокую Гору.
Двалин боится. И у него есть на то причины. Причины, которыми он ни с кем не может поделиться. Тревожные мысли настойчиво роятся в голове, делая его еще угрюмей и вспыльчивей, чем обычно, не давая уснуть по ночам.
Но беда приходит, откуда не ждали.
- Я не понимаю, почему это так важно. – Бильбо Бэггинс выпрямляется во весь свой невеликий рост, обводя их по очереди сердитым взглядом. – Камень. Вы хотите найти красивый камень. Смауг отправился, чтобы спалить дотла Озерный Город со всеми его жителями! Они же нас приютили и… они ни в чем не виноваты, и он убьет их. А все, что вы хотите – найти этот проклятый камень?
- Да, и как можно скорее. – Торин даже не пытается скрыть нетерпение. – Пока Смауг не вернулся. Принимайтесь за дело, у нас нет времени! – Он поворачивается к остальным, и гномы нервно отводят глаза. – Живо!
В результате все поспешно бросаются перебирать золотые монеты и украшения, роясь в драгоценностях, как в куче песка, в поисках одного единственного сокровища, которое должно обеспечить успех их предприятия.
Все кроме Двалина, на которого рявканье Торина оказывает прямо противоположный эффект. В течение всего похода его нервы были на пределе, и обостренное чувство опасности подсказывает ему, что стоит держаться настороже.
Их взломщик тоже не спешит присоединиться к поискам. Нахмурившись, он смотрит на суетящихся гномов, неодобрительно поджав губы. Торин поворачивается к ним, опасно сощурив глаза.
- Вы, оба! – рычит он. – Шевелитесь. Повторять не стану!
Бильбо пораженно вздыхает, и внезапно Двалин понимает, что боится за его безопасность не меньше, чем за Торина. Он придвигается к хоббиту и подталкивает его к лестнице, ведущей в сокровищницу. Бильбо оборачивается, сердито глядя на него, но когда их глаза встречаются, злость на его лице сменяется мрачным пониманием.
Двалин первым отводит взгляд. Ни Бильбо, ни кому другому он не признается, что Торин никогда прежде не говорил с ним так. Ни разу за почти две сотни лет. Сжав кулаки так, что ногти впиваются в ладони, он следом за Бильбо поднимается на гору золота.
Пытаться найти в таком количестве драгоценностей один единственный камень – задача почти нереальная.
- Махал, помоги нам, - бормочет Бофур, вытирая со лба рукавом. Рукав весь в грязи, так что на лице остаются черные полосы. Он поворачивается к Балину и улыбается. – Он же может, да?
Балин кивает и рассеянно окидывает взглядом нишу, содержимое которой они перебирают последние три часа. Двалин замечает в его глазах беспокойство. Балин то и дело зарывается пальцами в золотые монеты, словно их прикосновение успокаивает его, и Двалину хочется взять его за руки.
- Конечно, дружок, - вымученно улыбается Балин. – Мы же добрались сюда несмотря ни на что. Создатель не мог посмеяться над нами, приведя сюда и бросив в самый сложный час.
- Он иногда не прочь посмеяться, - пожимает плечами Бофур, поддевая сапогом груду драгоценных камней. Они рассыпаются, но магического сияния Аркенстона не заметно. – Ладно, что толку переживать? Будь, что будет, мы же не можем изменить судьбу. Но, хорошо бы он был к нам подобрее.
Двалин хватается за каменную стену, обламывая ногти. Образы проносятся у него в голове, знакомые до мелочей, но все равно заставляющие вздрагивать от ужаса, и все, что он видит – это алые пятна, струи, реки крови.
Мы же не можем изменить судьбу.
Наверное, он не может. Наверное, предупреждение Вили было всего лишь жестокой шуткой богов. Воздух кажется таким густым, что им невозможно дышать.
- Подобрее? – горько усмехается он. – Нашел, чего ждать. Если мы не одолеем судьбу, она раздавит нас. Вот тебе и весь смех.
Балин поднимает голову, и Двалин замечает в его глазах тревогу. В следующее мгновение тяжелая ладонь опускается на его плечо.
- Верно сказано, - Торин проходит мимо. – Будь я проклят, если не сумею одолеть ее на этот раз. Так что бросьте пустые разговоры и ищите камень, иначе все будет напрасно!
Его глаза блестят в тусклом свете факелов, и капельки пота сверкают над бровями. Он обводит взглядом груды сокровищ, словно пытаясь заставить Аркенстон появиться по одному его желанию. Он не глядит на Двалина, он вообще редко это делает с тех пор, как они очутились в Горе. Они знакомы так давно и так близко, что способны понимать друг друга без слов, но теперь Торин смотрит сквозь него, и Двалин впервые чувствует, что ему не дотянуться до друга, словно их разделяет невидимая стена.
Он едва сдерживает рвущийся наружу рык.
Балин и Бофур переглядываются и снова принимаются за дело. Торин поворачивается, направляясь к остальным. Двалин смотрит ему вслед, пока он не исчезает из виду. Он хватает первый попавшийся камень - синий, цвета ториновых глаз, кристально-чистый сапфир размером с кулак, сверкающий тысячами отполированных граней – и бьет им об стену, пока не разбивает кулак в кровь. Острые грани впиваются в его ладонь, и Балин хватает его за руку, оттаскивая от стены. Он что-то говорит, но Двалин не слышит ни слова – все заглушает шум крови в ушах.
Он прислоняется к скале, жадно хватая ртом воздух. Постепенно он заставляет себя успокоиться, задвигая поглубже всепоглощающую ярость, которая рвется наружу с того момента, как они вернулись в Эребор.
Балин говорил, что над сокровищем лежит печать безумия. Может, так оно и есть.
Проглотив комок в горле, он переводит взгляд на Балина и Бофура. Они настороженно смотрят на него, готовые в любой момент удержать его, если потребуется. Он качает головой.
- Я в порядке, - хрипло выдавливает он, возвращаясь к поискам.
Дни тянутся один за другим. Нависшая угроза действует на нервы даже самым добродушным членам отряда. Они то напряженно замирают, готовые в любой момент услышать громогласный рык, скрежет когтей и хлопанье кожистых крыльев, после чего струи пламени обрушатся на них, выжигая пустынные залы, то продолжают лихорадочные поиски, валясь с ног от усталости. И даже во время коротких передышек не слышно ни шуток, ни песен.
Торин единственный, кто никогда не отдыхает.
Двалин держится только силой воли. Его организм достаточно крепок, недостаток сна и еды ему не помеха, но дело не только в этом. Его нервы уже давно на пределе. Восемьдесят лет он был настороже. Он постоянно ждал, ждал и боялся, что любой его промах, любая оплошность приведет к трагедии. Сейчас этот миг как никогда близок, и все его силы уходят на то, чтобы держать себя в руках, когда больше всего ему хочется поднять голову и завыть, молотя кулаками холодный камень стен, пока не треснут кости, как пойманный в клетку дикий зверь, что кидается на прутья.
Балин не оставляет его ни на минуту. Двалин никогда не говорил ему о полученном предупреждении, но брат знает, что уже долгие годы что-то точит его изнутри. Он отчаялся добиться объяснений, но неизменно был рядом, молчаливо поддерживая Двалина.
- Мы еще можем его найти, - говорит Балин, когда они сидят на полу сокровищницы, жуя черствый хлеб. – Может, нам стоит пересмотреть технологию поиска. Мы уже проверили основные места, где он мог быть, но, что если дракон перенес его? Может, у него был тайник для самых ценных вещей?
Двалин молча смотрит на него, и ему становится не по себе. Первый раз в жизни он видит, чтобы у Балина тряслись руки.
Он не привык ходить вокруг да около.
- Ты не веришь, что у нас получится. Думаешь, что ничего не выйдет.
- Что? Нет, - Балин вздыхает и качает головой. – Вовсе нет. Мы все знали, что это рискованное дело, и оно еще не окончено. Никогда не сдавайся раньше времени, дружок.
Двалин не отвечает на его улыбку. Балин принимается теребить бахрому на обтрепанных рукавах, и Двалину хочется, чтобы он, наконец, прекратил.
- Что ты помнишь, братишка?
Двалин удивленно поднимает голову. Балин смотрит куда-то вдаль, словно видит что-то в пустоте. Его пальцы продолжают нервно перебирать ткань.
- Ты был мальчишкой, когда это произошло. Ты помнишь… - он обрывает себя, и его лицо становится непроницаемым, словно тяжелая мраморная дверь становится на место, сливаясь со стеной. – Не важно. Давай продолжим, у нас осталось мало времени. - Он поднимается, засовывая кусок хлеба в карман.
Какое-то мгновение Двалин просто смотрит на него, а потом встает. Он не знает, что за воспоминания заставляют руки Балина дрожать, но предпочитает не спрашивать.
Дракон так и не возвращается, но однажды ночью они все-таки видят огонь. Вереница факелов освещает дорогу от Озера. Целая армия эльфов и людей из Эсгарота направляется к Горе и разбивает лагерь у подножия недалеко от Главных Ворот. Они не отвечают на вопрос Торина о цели прихода. Вместо этого они разводят костры и устраиваются на ночлег. Долину наполняют звуки эльфийских арф и веселых песен.
- Почему они здесь? – спрашивает Фили, когда они собираются на стене. – Зачем они привели с собой эльфов?
- А как ты думаешь? - бросает Торин. – Они хотят забрать то, что принадлежит нам. Рассчитывали пройти по нашим трупам, но так просто им это не удастся.
- Но дракон… - Фили недоуменно качает головой. – Где же дракон?
На это никто не может ответить, и они возвращаются внутрь и разбредаются по углам, устраиваясь на ночь. Двалин лежит, уставившись в темноту, и прислушивается к металлическому звяканью, доносящемуся из сокровищницы. Торина нет рядом с ним, и он убеждает себя, что причина пробегающей по телу дрожи всего лишь холод, не страх.
Переговоры ни к чему не приводят.
Люди ведут себя дерзко и вызывающе, их требования смехотворны, а тот факт, что они пришли в сопровождении Трандуила, державшего их отряд в темницах, вызывает только ярость. Торин кипит от злости и, пожалуй, на этот раз Двалин точно знает, что у него на уме, потому что сам испытывает то же самое. Они не могут пойти на выставленные условия, если только Торин хочет сохранить лицо и уважение к себе, как к правителю. Хотя те, кто пришли сюда уж точно не питают к ним никакого уважения.
Члены отряда в бессильной ярости смотрят, как Торин ставит точку в переговорах, всадив стрелу в щит глашатая, и они оказываются в осаде.
- Тот, кто называет себе Королем-под-Горой, - бушует Кили. – Да как они смеют? Они что, все время нам лгали? Они приветствовали нас! Они обещали нам поддержку!
- Они винят нас в том, что их город разрушен, и считают, что имеют право на компенсацию, потому что убили дракона, - обеспокоенно бормочет Балин. – Это плохо. Нам нужны союзники, мы не выстоим в одиночку…
- Мы еще посмотрим. - Торин обрушивает кулак на каменный парапет. - Балин, постарайся найти воронов, я отправлю послание в Железные Холмы. Теперь, когда Эребор наш, Даин поможет защитить его от мародеров.
Балин кивает, но прежде чем уйти, он успевает обменяться взглядами с братом, и Двалин уверен, что ясно понял его мысль.
Только, если у нас будет Аркенстон.
Их кузен достойный гном и добрый друг, но это не значит, что он поведет свою армию в бой с другими народами. По крайней мере, пока у Торина не будет Камня Государя – символа славы и власти, который объединит все семь кланов против любого врага.
Если они найдут Аркенстон, будет война.
Не славная битва, но горе и смерть. У них нет шансов. Даже если они получат помощь от Даина, их все равно слишком мало, и Двалин знает, чем все закончится, он это видел. Он до сих пор видит это в своих снах.
Торин, бледный как смерть, истекающий кровью на походном лежаке. Балин с черной стрелой в груди. Кровь, пропитавшая золотые волосы Фили и растекающаяся темной лужей вокруг тела Кили.
Их отец верил, что Двалин сможет помочь им, спасти их. Если бы он только знал…
Это не дракон, понимает он с обреченностью. Их судьба – эта битва, которую он должен предотвратить любой ценой, иначе те, кого он любит, погибнут, а его собственная жизнь потеряет смысл.
- Не делай этого, - слышит он собственный голос. Все присутствующие поворачиваются к нему.
- Не делать чего? – Торин глядит на него, нахмурив брови.
- Не объявляй войну. – Двалин знает, что все недоуменно смотрят на него, даже Балин обернулся в изумлении. Но он не обращает на них внимания. – Они ублюдки, но Балин прав. Нам нужны союзники. Мы не должны развязывать бойню.
В воздухе повисает тишина. Торин глядит на него так, словно не может поверить своим ушам, и Двалин чувствует, как краска заливает его лицо. Он воин, гном из гордого клана, который никогда ни перед кем не склоняется, и он всегда был верен Торину. Он должен преданно стоять рядом со своим королем, как делал это всю свою жизнь.
Не искать мира с кучкой грабителей и шантажистов, которые отказывают Торину в его праве на престол и уважении. Не ставить под сомнение решение короля в присутствии свидетелей.
Но Торин всегда прислушивался к его совету, всегда полагался на его мнение. Возможно, он хотя бы выслушает его.
С минуту Торин просто молчит. Потом крепко хватает Двалина за руку.
- Иди за мной, - бросает он, и Двалин, сжав зубы, повинуется.
Он следует за Торином в небольшую оружейную недалеко от сокровищницы. На стенах изображены величественные картины битв прошлого, и пламя факелов отражается тысячами бликов от драгоценных камней мозаики.
Как только за ними захлопывается дверь, Торин резко оборачивается. Его глаза метают молнии.
- Довольно, Двалин, - рычит он. – Сделаешь так еще раз – пожалеешь.
Двалину ловит себя на том, что ему хочется врезать Торину в челюсть. Он отчетливо слышит звук удара, представляет, как увидит на его лице боль и растерянность, и это даст ему преимущество – лишнее мгновение, чтобы провести прямой в корпус, так чтобы согнулся пополам…
Он с силой прикусывает губу. Можно сколько угодно злиться на Торина, но сейчас его пугают собственные дикие мысли. Он не хочет причинять Торину боль. Он хочет защитить его и уберечь.
- Я не оспариваю твое решение, - ровно говорит он. – Прости, если мои слова были неуместны.
- Да уж, были, - сердито бросает Торин. – Впредь помни свое место.
С таким презрением он обычно обращается к тем, кого едва удостаивает вниманием. Так он говорил с хоббитом в самом начале путешествия, но это уже давно в прошлом, и Двалину этот тон и эти слова как нож в сердце.
Ему бы стоило прикусить язык, чтобы потом попробовать поговорить еще раз. Он слишком долго закрывал глаза на очевидное, но сейчас нет смысла врать себе – с его другом что-то не так. Он изменился. Торин всегда был горд, но не глуп, суров, но не жесток, и он всегда обращался с Двалином как с равным.
И это почти невозможно вынести. Сильнее, чем когда-либо тьма проникает в его разум, отравляет волю и наполняет мысли ненавистью. С рычанием он делает шаг вперед и, ухватив Торина за отвороты рубахи, впечатывает его в стену.
- Идиот гребаный! Ты ничего не знаешь! Ты же умрешь! И Фили! И Кили! И Балин! А мне придется с этим жить! И я скажу, что я об этом думаю, хочешь ты или нет!
Торин застывает, и яростный порыв проходит так же внезапно, как появился. Они молча смотрят друг на друга, затем Торин поднимает брови, глядя на руку, все еще сжимающую его рубаху, и Двалин отпускает его, словно обжегшись.
- Ты поднял руку на своего короля.
Двалин отступает на шаг и делает глубокий вдох, пытаясь придти в себя.
- Только короля?
Торин не отвечает.
Двалин вглядывается в его бесстрастное лицо и пытается побороть отчаяние. Они были друзьями, сколько он себя помнит. Почти две сотни лет они были вместе в горе и в радости, трудились бок о бок, вместе сражались, делили кров, еду и постель. У них был один дом, одна семья, они знали друг друга лучше, чем себя. Но сейчас Двалин не узнает своего друга.
Он склоняет голову, как того требует обычай.
- Прошу прощения, мой король. Этого больше не повторится.
- Надеюсь.
Торин уходит, не взглянув на него. Двалин прислоняется к стене и прикусывает губу, пока рот не наполняется привкусом меди.
- Мы не должны идти в бой, - шепчет он. – Услышь меня. Прошу тебя. Поверь мне.
В ответ на уши давит жуткая тишина.
- Прошу прощения.
Двалин оборачивается и видит в дверях Бильбо. Их взломщик сейчас похож на сжавшегося в комок кролика, готового при малейшем шорохе рвануть с места, но на его круглой мордахе написана решимость.
- Я слышал… Извини. Вы довольно громко говорили.
- Да. - Двалин сердито смотрит на хоббита. Только его сейчас и не хватало. – Так чего ты хотел?
- Ты… - Бильбо озирается, потом заходит в зал и закрывает за собой дверь. – Мы можем поговорить? Если ты не против, конечно. Строго между нами.
Бильбо нервно переступает с ноги на ногу и, судя по его бледной физиономии, он предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь, но он держится прямо и решительно, не прячась от хмурого взгляда Двалина. Пожалуй, их взломщик и правда не так прост как кажется.
- Ладно, выкладывай, что там у тебя.
- Хорошо. – Бильбо делает глубокий вдох, и поднимает на Двалина глаза. – Ты и Торин… вы очень близки, насколько я понимаю.
- Были. Видимо, больше нет.
- Я могу спросить… почему ты споришь с ним?
- Что? – Двалин скрипит зубами.
- Ты единственный, кто не соглашается с ним. Мы все видим, что с ним происходит, этого же нельзя не заметить, - Бильбо нервно смеется. – Это… ненормально. Но ты единственный, кто возражает ему. Почему?
- Какое тебе до этого дело? – огрызается Двалин. – Тебя это не касается.
- Может, и нет, - Бильбо бессознательно сжимает руку в кармане. – Ты сказал, что не хочешь войны.
- Не хочу.
- Что, если есть возможность ее предотвратить?
Двалин смотрит на хоббита, раскрыв рот. Все его мысли разом улетучиваются.
- Как?
- Ты меня убьешь, я знаю, - нервно выдыхает Бильбо. – Ладно. Что, если я скажу тебе, что знаю… У меня нет его при себе, просто, чтобы ты знал… Но что, если я знаю, где находится Аркенстон?
Это совсем не то, что Двалин ожидал услышать.
- Торин будет в восторге.
- Не думаю, что мне стоит отдавать ему камень, - Бильбо делает шаг назад, поглядывая на дверь. – Послушай, он слишком хочет его получить. Он просто помешался на нем. Я такого никогда не видел. – Он прикусывает губу и отводит глаза. Его правая рука непрестанно перебирает что-то в кармане.
- Это опасно, - продолжает он. – Так хотеть чего-то. Желание завладевает твоим разумом, и ты перестаешь замечать все вокруг. Оно никогда не отпустит тебя.
- Что ты знаешь об этом? – спрашивает Двалин. Разговор принимает неожиданный поворот. Внутренний голос подсказывает ему, что взломщик прав, да он и сам знает, какого это – желать чего-то всем своим существом.
- Я? Нет, ничего. Совсем ничего, - Бильбо широко улыбается, и от этой улыбки за милю несет фальшью. – Просто ты сказал, что не хочешь войны, и я тоже. Если Торин не слушает тебя или Балина, он не послушает никого, так ведь? Но если… это просто предположение, но я, правда, не знаю, что еще можно сделать… что, если я отдал бы Аркенстон Барду, и Торин был бы вынужден… ай! Убери руки!
На какой-то миг ярость ослепляет Двалина, и он вздергивает хоббита за грудки и прижимает к стене.
- Как ты смеешь? – шипит он в бешенстве. – Как ты мог предложить такое, ты, мелкий паршивый…
- Да выслушай ты меня, наконец, гном тупоголовый! – Каким-то образом Бильбо умудряется выглядеть возмущенным, даже когда его ступни болтаются в воздухе. Это так изумляет Двалина, что он замолкает. Должно быть, так чувствует себя волк, когда его кусает заяц.
- Между прочим, я мог бы просто так и сделать, - сердито заявляет Бильбо. – Перелезть через стену и пробраться в лагерь. Для опытного взломщика это раз плюнуть, должен заметить. Но я этого не сделал. Я не хочу, чтобы началась война, я не хочу, чтобы все они погибли: Кили, и Фили, и Бофур, и остальные. Так что если у тебя есть идея получше, я тебя с удовольствием выслушаю.
Двалин медленно опускает его на землю и разжимает пальцы. Он прислоняется к стене и закрывает глаза.
Если Торин получит Аркенстон, все кончено.
Своими руками отдать его врагу – это последнее, на что он мог бы пойти.
Но если его спрятать…
Двалин сглатывает застрявший в горле комок. Это измена. Одну мысль об этом уже можно считать предательством.
Он не знает, сколько стоит так, подпирая стену, но когда он открывает глаза, Бильбо смотрит на него, терпеливо ожидая ответа. У него бледное лицо и темные круги под глазами.
- Может быть, - медленно произносит Двалин, - если бы мы могли его спрятать... Только на время. Пока Торину не станет лучше.
- А если… – начинает Бильбо и тут же осекается под суровым взглядом Двалина. Он не позволит никому даже предполагать, что Торин может и не придти в себя.
- Что ж, - Бильбо откашливается. – И как это, по-твоему, поможет?
Двалин заставляет себя успокоиться. Возможно, это тот шанс, которого он ждал все восемьдесят лет. У него нет другого выбора, даже если ему придется совершить предательство. Если Торин когда-нибудь узнает об этом, их дружбе придет конец, и он сам будет в этом виноват. Он поворачивается к Бильбо.
- Ты знаешь, что такое Аркенстон?
UPD часть 2/6
Проходят дни, и Двалин вынужден признать, что Торину не становится лучше. Именно это он повторяет себе раз за разом, отказываясь взглянуть правде в глаза. Правда состоит в том, что состояние Торину стремительно ухудшается. Двалин не видит, чтобы он ел или спал, а говорить он способен только о защите эреборских сокровищ и праве на престол или о войне, которую будет вести с теми, кто противостоит ему. Двалин ценит золото и не меньше Торина ненавидит их противников, но сейчас больше, чем когда либо, им нужен здравомыслящий предводитель, который будет резонно отстаивать их требования, а не буйный псих, ведущий всех к погибели.
Двалин был уже достаточно взрослым, когда похожее случилось с Трором. Он помнит. Дед Торина был достойным королем, пока безумие не завладело им, и внуку пришлось оттаскивать его прочь из сокровищницы, когда тот не мог оставить захваченное драконом золото. Теперь те же темные силы пожирают душу Торина, а Двалину остается беспомощно смотреть на это в бессильной ярости.
Никто из отряда не осмеливается возражать Торину, и Двалин не хочет даже представлять, что будет, если они это сделают. Всеобщее воодушевление при виде сокровищ давно схлынуло, и они могли бы объединиться перед лицом возникшей опасности, но этого не происходит. Братья держатся ближе друг к другу, весь отряд разбивается на мелкие группы, и Двалину не раз приходится разнимать дерущихся, когда ссоры вспыхивают на пустом месте, переходя в ожесточенные стычки. У Бофура на щеке красуется порез за то, что он назвал Дори самодовольным ублюдком. Кили и Ори подчеркнуто не разговаривают друг с другом. Балин вообще редко открывает рот.
Бильбо подходит к нему и сует под нос флягу, вырывая из мрачных мыслей.
- Что-нибудь происходит? – спрашивает он. Двалин устало мотает головой. Армия людей и эльфов прочно обосновалась у подножия Горы. Не похоже, что они уйдут отсюда по своей воле.
Бильбо издает тихий смешок, и Двалин поднимает голову. Их взломщик осунулся и выглядит измученным, как и все они. А еще он наверняка напуган до смерти. Когда-то Двалину казалось, что он и двух дней не протянет в подобной обстановке. Теперь ему кажется, что хоббит – единственный в Горе, кто умудрился сохранить трезвый рассудок. Неожиданно, но, тем не менее, греет душу.
- Хорошо бы Гэндальф был здесь, - произносит Бильбо. – Интересно, что его задержало. Он… я имею в виду, он же волшебник, что может произойти с волшебником?
- Ты волнуешься, - догадывается Двалин.
- Да. Да, волнуюсь. С чего бы, действительно, - огрызается Бильбо. – Извини, - говорит он, помолчав. - Я не хотел. Просто он обещал, что мы встретимся возле Горы. Не могу поверить, что он нас бросил.
Пора бы уже привыкнуть. Двалин не озвучивает свою мысль. Вместо этого он ободряюще хлопает хоббита по плечу.
- Хорошо держишься, - ворчит он. – Продолжай в том же духе.
Бильбо бросает на него усталый взгляд, в котором Двалин видит отражение его собственных невеселых мыслей. Их связывает общая тайна – замысел, идущий вразрез со всем, вот что Двалин верит. У них нет даже толкового плана, и они вынуждены полагаться друг на друга, хотя Двалин доверяет только близким, и Бильбо об этом знает. Только они двое в курсе, где спрятан Аркенстон, только у них есть слабый шанс предотвратить катастрофу ценой собственного душевного спокойствия, и Двалин рад, что ему достался сообразительный напарник с несгибаемой силой духа.
Но, несмотря на хоббичью смекалку, Бильбо не разбирается в политике и дипломатии, а им нужно выработать определенную стратегию. Двалин находит брата на стене. Тот мерит шагами узкую площадку, поглядывая на раскинувшийся внизу лагерь. Какое-то время Двалин просто смотрит, как Балин вышагивает туда-сюда, словно запертый в клетке волк, и заставляет себя дышать ровно. Балина никогда нельзя было назвать нервным. Он вообще самый невозмутимый гном, из всех кого Двалин знает. Он не должен сейчас метаться по стене, теребя пальцами обшлага. И уж точно не должен вздрагивать, когда Двалин подходит ближе и притрагивается к его руке.
- Двалин! – Балин тут же спохватывается, но Двалин успевает заметить его замешательство. Балин машет рукой в сторону разбитых у подножия Горы палаток.
- Вот, ломаю голову, что нам с ними делать.
Двалин кивает.
- Я хотел поговорить об этом. Ты уже что-нибудь надумал?
Балин качает головой. Во взгляде его проскальзывает что-то слишком похожее на отчаяние.
Они молча вслушиваются в холодную тишину. Откуда-то сверху раздается хриплое карканье, и Двалин поднимает голову, замечая ворона, кружащего над лагерем на фоне бледного неба. Внизу слышатся обеспокоенные возгласы.
- Балин, - негромко произносит Двалин. – Если мы не найдем Аркенстон… какие у нас варианты?
- Ну, - Балин бросает на него осторожный взгляд и поджимает губы. – Есть надежда, что Даин поможет нам и без Камня, тогда мы сможет отогнать их…
- Поможет каким образом?
Балин прищуривается.
- Что ты имеешь в виду?
Двалин избегает его взгляда.
- Мы будем сражаться, - медленно говорит он. – Мы проиграем. И даже если нет, мы не сможем жить в полной изоляции. Ты это знаешь.
Балин не отвечает. Двалин сжимает челюсти и ждет.
- Торин не пойдет на переговоры, - говорит, наконец, Балин. – И они тоже.
- Они могут.
- Ты слышал их, - рассерженно шипит Балин.
- Слышал, - огрызается Двалин. – И преимущество, барлог их дери, на их стороне. Кто у нас советник по внешним связям, я или ты?
Балин фыркает и отворачивается. Двалин чувствует, что начинает закипать. Он зажмуривается, загоняя рвущийся рык обратно в глотку.
- Торин не пойдет на переговоры, - упрямо повторяет Балин. Дело именно в этом, и чтобы выполнить давнее обещание, данное призраку ушедшего друга, придется нарушить все мыслимые принципы.
- Если Торин не пойдет на переговоры, - тихо говорит он, - это должен сделать кто-то другой.
Повисшая между ними тишина кажется осязаемой. Двалин поднимает голову и видит, что Балин смотрит на него с ужасом. Сглотнув комок в горле, Двалин отводит взгляд. Нет нужды пояснять, они оба знают, что за этим последует. Он не настолько глуп, чтобы думать, будто Торин когда-нибудь будет ему за это благодарен, хотя он упорно отказывается признавать, что его одержимость никогда не пройдет. Но если это необходимо, чтобы превозмочь судьбу, он это сделает.
Он надеется лишь, что Балин сможет понять.
Раздается тяжелый вздох, и когда Двалин поднимает взгляд, он замечает пораженно, что глаза брата блестят от непролитых слез.
- Я должен подумать, - говорит Балин и, повернувшись, направляется к выходу на противоположной стороне. Этот ход ведет к кузням, и Двалин догадывается, что брат хочет избыть тревоги за работой.
Он остается стоять на месте, не в силах пошевелиться, когда вместо мыслей в голове лишь вихрь, порожденный виной, отчаянием и диким гневом. Он зажмуривается и делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и замирает, почувствовав чужое присутствие.
- И в чем же состоит твой план? – произносит знакомый голос за спиной.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Двалин медленно поворачивается.
Торин стоит в темном проеме, скрестив руки на груди. Брови грозно сдвинуты, а в глазах полыхает ярость. Двалин не помнит, чтобы когда-нибудь видел его таким смертельно бледным. Его лицо искажено, и по нему так легко прочитать все, что он испытывает. Изумление. Шок. Боль. Дикое бешенство.
Двалин выпрямляется.
- У меня нет плана, - заявляет он, и хотя бы отчасти это правда.
- Ты лжешь. – Торин делает шаг навстречу, и Двалин невольно напрягается. Ему наверняка придется защищаться. – Не считай меня идиотом. Не думал, что это будешь ты. Ты! - Он срывается на крик, сгребая Двалина за отвороты рубахи и швыряя его к стене с такой силой, что воздух вышибает из легких. Двалин открывает рот, пытаясь вдохнуть, и не может, потому что жесткие пальцы давят на горло.
- Предатель! - шипит Торин. Боль и ярость в его голосе так похожи на то, что чувствует сам Двалин.
- Нет, - Двалин пытается оторвать руку, которая перекрывает ему воздух, но Торин необыкновенно силен, тем более, когда зол, и перед глазами все начинает расплываться. – Ты умрешь… Я не позволю тебе… И мальчишкам…
Вместо голоса только жалкий хрип, и лицо Торина так близко, красивое и угрожающее, искаженное безумным гневом, который затмевает разум.
- Ты принес клятву. Я не освобождал тебя от нее.
Двалин на миг закрывает глаза. Собрав все силы, он наносит удар, и когда Торин отшатывается, становится в защитную стойку, осознавая, что Торин может убить его, если захочет. Он вооружен, а Двалин никогда не поднимет на него оружие.
Если это конец, Махал, прошу тебя, пощади мальчишек.
Но ничего не происходит. Торин стоит неподвижно, опираясь на стену. В его взгляде больше нет гнева, только ужас.
Двалин не знает, что сказать.
Наконец, Торин выпрямляется и спокойно произносит:
- Уходи. – Его голос звучит неестественно хрипло. – Оставь меня одного.
Двалин идет прочь, не оглядываясь. Позже можно будет порадоваться, что остался жив. Сейчас он просто уходит, оставляя позади своего друга, брата, мальчишек и всех остальных.
Он бесцельно бредет по пустым коридорам, и в затхлой пыльной тишине слышится эхо звучавшего когда-то смеха и голосов. Он помнит эти лестницы и переходы, вздымающиеся ввысь колонны в огромных залах и потайные двери, ведущие в жилые покои. Он знает, каким путем проходили караульные, где можно было встретить школяров с книгами и тетрадками, бегущих в библиотеку, и на каких площадях было не протолкнуться в базарный день. Воспоминания пробуждаются, окружая его с каждым шагом. Воспоминания о том времени, когда Эребор был оживленной столицей, центром торговли и науки, гордым и славным под властью могущественного короля, чей трон был освещен сиянием Аркенстона. Счастливые дни, когда главной их с Торином заботой было - как втихаря улизнуть на рынок или тренировочную площадку, чтобы Фрерин за ними не увязался. Потому что они были большими, а Фрерин – докучливым малышом.
Как бы он хотел, чтобы Фрерин сейчас был с ними. Он был бы прекрасным советчиком и другом, возможно, единственным, кто мог вытащить Торина из мрачных раздумий. Но прах Фрерина развеян возле ворот Кхазад-Дума, и им придется обходиться без него.
Он идет безо всякой цели, но ноги ведут его по тому пути, который он считал забытым вот уже полтора с лишним столетия. Он знает эти коридоры, эти повороты лучше, чем свои пять пальцев. Он останавливается перед дверью, украшенной серебряными рунами, открывает запоры и заходит в покои своей семьи.
Если бы не толстый слой пыли, можно было бы подумать, что хозяева просто ушли по своим делам. В общем-то, так и было. Двалин помнит, как собирался пойти на тренировку, а Балин – на встречу при дворе. Отец рано ушел проверять посты, а мама, видимо, убрала со стола и поставила на место стулья, прежде чем отправиться в кузницу. Это был последний раз, когда они переступили порог дома.
Они должны были вернуться к вечеру.
В привычном для глаз полумраке он различает добротный камин с расстеленной перед ним медвежьей шкурой, кресла темного полированного дерева с лаконичным узором, висящие на стенах тяжелые гобелены. Шаги поднимают облачко пыли над рабочим столом мамы. Шкаф с оружием распахнут настежь, наверное, он так и не закрыл его в тот день. Мама жаловалась, что он постоянно оставлял его открытым. Паутина свешивается с распахнутой дверцы и покрывает оставленные доспехи.
Шаги гулко разносятся по пустынным коридорам. Дверь в его комнату приоткрыта, и Двалин проводит ладонью по гладкой поверхности, прежде чем отворить ее.
Здесь все так, как ему помнится: кровать с теплым меховым одеялом и простынями из тонкого хлопка – как полагается члену королевского рода; стул и стол, усеянный перьями и листами пергамента, среди которых недописанное письмо; пара сундуков, стенной шкаф. Одежда, в которую он уже не влезет, небрежно брошена на пол, а рядом лежит короткий меч в старомодных ножнах и потертая фляжка. На ночном столике несколько стальных зажимов для волос и мифриловая каффа, а еще оправленный в кожу манускрипт, посвященный традициям и художественным особенностям изготовления оружия в Первую Эпоху. Он взял ее у приятеля по имени Алфур, который целыми неделями трепался о ней, не переставая, пока Двалин, наконец, не попросил дать ему почитать. Книга оказалась довольно интересной, он почти закончил и собирался вернуть ее через пару дней. Впрочем, сейчас можно не беспокоиться: Алфур был одним из тех, кто защищал Главные Ворота, когда Смауг вторгся в Гору. Он погиб, также как Фрерин, как его родители, как их король и многие другие. Эребор, который он помнит, умер вместе с ними. Сейчас это лишь остов, занесенный столетней пылью.
Двалин тяжело опускается на кровать, и рассохшееся дерево жалобно скрипит под его весом. Он проводит рукой по резным столбикам, и его горло сжимается. Больше ста лет они ждали, пели песни и рассказывали истории, надеясь вопреки всему, что придет день, и они вернутся в свой дом, в то место, что считали своей родиной. Они прошли сотни миль, преодолели множество препятствий и избежали стольких опасностей, но теперь он понимает, что они гнались за мечтой.
Из тех, что рассыпаются в прах, стоит до них дотянуться.
Мечта исчезла, и ничего не осталось. Ничего кроме безумия для Торина и бессильной ярости для Двалина. И если раньше они всегда были друг с другом, друг для друга, то теперь нет даже этого. И он падает, падает в пропасть, и в последней отчаянной попытке удержаться он не может защитить тех, кого пообещал спасти.
Он утыкается в ладони и плачет впервые за полтора столетия.
Ему не хочется вставать, не хочется никуда идти. Он сидел бы здесь, пока не высохнет и не превратится в скелет. А может быть, его кожа станет твердой и серой, и он сольется с окружающим камнем. Это было бы милостью Махала. Но он никогда не бежал от своих обязательств, и торчать здесь вечно – не вариант.
Двалин не поднимает головы, когда тяжелые шаги раздаются в коридоре, приближаясь к его комнате. Он хорошо их знает, да и никто другой не стал бы его здесь искать. Балин садится рядом и притягивает его к себе, и Двалин утыкается ему в плечо как в детстве, когда он был маленьким гномом, а огромный мир вокруг – неизвестным и пугающим.
Они долго сидят так бок о бок. Затем Балин берет его за подбородок и, нахмурившись, принимается разглядывать синяки на шее. Его лицо как всегда невозмутимо, но Двалин видит, что внутри он кипит от возмущения.
- Как ты умудрился заполучить эти украшения?
Двалин невольно фыркает, хотя сейчас ему совсем не до смеха.
- Я был неосмотрителен. Торин слышал то, что я сказал тебе на стене. Мы повздорили.
- Ясно, - Балин мрачнеет. – Значит, мы должны действовать быстро. Если бы только было время все продумать…
Они еще какое-то время сидят в тишине, и Двалин проклинает судьбу. Он ненавидит то, что ему предстоит совершить. Торин был прав, назвав его предателем, а ведь он не знает и половины всего. А теперь речь идет не только о его измене. Он втравил брата, ближайшего советчика Торина, в заговор против их короля, против его лучшего друга, ближе которого у него никого нет.
И единственный способ оправдаться - хотя бы перед самим собой – сделать так, чтобы их план осуществился.
- Мы должны избежать битвы, - говорит он брату. - Любым путем.
Балин задумчиво кивает.
- Я наделся, что ты расскажешь мне, - тихо говорит он. – Все эти годы ты избегал расспросов, а сейчас ты сам не свой. Оно как-то связано с этим, да? Что мы не должны выходить на битву?
Двалин наклоняет голову.
- Что-то должно произойти. Что-то ужасное, и ты это знаешь. – Балин внимательно смотрит на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли. – Можешь не говорить, если не хочешь. Я уважаю твое желание, и доверяю твоему решению, брат. Но знай, что ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я помогу, чем смогу.
Двалин ловит его ладонь и крепко сжимает в своей.
- Тогда помоги мне избежать битвы.
Балин внимательно вглядывается в его лицо и кивает.
- Хорошо. Помогу.
Двалин был уже достаточно взрослым, когда похожее случилось с Трором. Он помнит. Дед Торина был достойным королем, пока безумие не завладело им, и внуку пришлось оттаскивать его прочь из сокровищницы, когда тот не мог оставить захваченное драконом золото. Теперь те же темные силы пожирают душу Торина, а Двалину остается беспомощно смотреть на это в бессильной ярости.
Никто из отряда не осмеливается возражать Торину, и Двалин не хочет даже представлять, что будет, если они это сделают. Всеобщее воодушевление при виде сокровищ давно схлынуло, и они могли бы объединиться перед лицом возникшей опасности, но этого не происходит. Братья держатся ближе друг к другу, весь отряд разбивается на мелкие группы, и Двалину не раз приходится разнимать дерущихся, когда ссоры вспыхивают на пустом месте, переходя в ожесточенные стычки. У Бофура на щеке красуется порез за то, что он назвал Дори самодовольным ублюдком. Кили и Ори подчеркнуто не разговаривают друг с другом. Балин вообще редко открывает рот.
Бильбо подходит к нему и сует под нос флягу, вырывая из мрачных мыслей.
- Что-нибудь происходит? – спрашивает он. Двалин устало мотает головой. Армия людей и эльфов прочно обосновалась у подножия Горы. Не похоже, что они уйдут отсюда по своей воле.
Бильбо издает тихий смешок, и Двалин поднимает голову. Их взломщик осунулся и выглядит измученным, как и все они. А еще он наверняка напуган до смерти. Когда-то Двалину казалось, что он и двух дней не протянет в подобной обстановке. Теперь ему кажется, что хоббит – единственный в Горе, кто умудрился сохранить трезвый рассудок. Неожиданно, но, тем не менее, греет душу.
- Хорошо бы Гэндальф был здесь, - произносит Бильбо. – Интересно, что его задержало. Он… я имею в виду, он же волшебник, что может произойти с волшебником?
- Ты волнуешься, - догадывается Двалин.
- Да. Да, волнуюсь. С чего бы, действительно, - огрызается Бильбо. – Извини, - говорит он, помолчав. - Я не хотел. Просто он обещал, что мы встретимся возле Горы. Не могу поверить, что он нас бросил.
Пора бы уже привыкнуть. Двалин не озвучивает свою мысль. Вместо этого он ободряюще хлопает хоббита по плечу.
- Хорошо держишься, - ворчит он. – Продолжай в том же духе.
Бильбо бросает на него усталый взгляд, в котором Двалин видит отражение его собственных невеселых мыслей. Их связывает общая тайна – замысел, идущий вразрез со всем, вот что Двалин верит. У них нет даже толкового плана, и они вынуждены полагаться друг на друга, хотя Двалин доверяет только близким, и Бильбо об этом знает. Только они двое в курсе, где спрятан Аркенстон, только у них есть слабый шанс предотвратить катастрофу ценой собственного душевного спокойствия, и Двалин рад, что ему достался сообразительный напарник с несгибаемой силой духа.
Но, несмотря на хоббичью смекалку, Бильбо не разбирается в политике и дипломатии, а им нужно выработать определенную стратегию. Двалин находит брата на стене. Тот мерит шагами узкую площадку, поглядывая на раскинувшийся внизу лагерь. Какое-то время Двалин просто смотрит, как Балин вышагивает туда-сюда, словно запертый в клетке волк, и заставляет себя дышать ровно. Балина никогда нельзя было назвать нервным. Он вообще самый невозмутимый гном, из всех кого Двалин знает. Он не должен сейчас метаться по стене, теребя пальцами обшлага. И уж точно не должен вздрагивать, когда Двалин подходит ближе и притрагивается к его руке.
- Двалин! – Балин тут же спохватывается, но Двалин успевает заметить его замешательство. Балин машет рукой в сторону разбитых у подножия Горы палаток.
- Вот, ломаю голову, что нам с ними делать.
Двалин кивает.
- Я хотел поговорить об этом. Ты уже что-нибудь надумал?
Балин качает головой. Во взгляде его проскальзывает что-то слишком похожее на отчаяние.
Они молча вслушиваются в холодную тишину. Откуда-то сверху раздается хриплое карканье, и Двалин поднимает голову, замечая ворона, кружащего над лагерем на фоне бледного неба. Внизу слышатся обеспокоенные возгласы.
- Балин, - негромко произносит Двалин. – Если мы не найдем Аркенстон… какие у нас варианты?
- Ну, - Балин бросает на него осторожный взгляд и поджимает губы. – Есть надежда, что Даин поможет нам и без Камня, тогда мы сможет отогнать их…
- Поможет каким образом?
Балин прищуривается.
- Что ты имеешь в виду?
Двалин избегает его взгляда.
- Мы будем сражаться, - медленно говорит он. – Мы проиграем. И даже если нет, мы не сможем жить в полной изоляции. Ты это знаешь.
Балин не отвечает. Двалин сжимает челюсти и ждет.
- Торин не пойдет на переговоры, - говорит, наконец, Балин. – И они тоже.
- Они могут.
- Ты слышал их, - рассерженно шипит Балин.
- Слышал, - огрызается Двалин. – И преимущество, барлог их дери, на их стороне. Кто у нас советник по внешним связям, я или ты?
Балин фыркает и отворачивается. Двалин чувствует, что начинает закипать. Он зажмуривается, загоняя рвущийся рык обратно в глотку.
- Торин не пойдет на переговоры, - упрямо повторяет Балин. Дело именно в этом, и чтобы выполнить давнее обещание, данное призраку ушедшего друга, придется нарушить все мыслимые принципы.
- Если Торин не пойдет на переговоры, - тихо говорит он, - это должен сделать кто-то другой.
Повисшая между ними тишина кажется осязаемой. Двалин поднимает голову и видит, что Балин смотрит на него с ужасом. Сглотнув комок в горле, Двалин отводит взгляд. Нет нужды пояснять, они оба знают, что за этим последует. Он не настолько глуп, чтобы думать, будто Торин когда-нибудь будет ему за это благодарен, хотя он упорно отказывается признавать, что его одержимость никогда не пройдет. Но если это необходимо, чтобы превозмочь судьбу, он это сделает.
Он надеется лишь, что Балин сможет понять.
Раздается тяжелый вздох, и когда Двалин поднимает взгляд, он замечает пораженно, что глаза брата блестят от непролитых слез.
- Я должен подумать, - говорит Балин и, повернувшись, направляется к выходу на противоположной стороне. Этот ход ведет к кузням, и Двалин догадывается, что брат хочет избыть тревоги за работой.
Он остается стоять на месте, не в силах пошевелиться, когда вместо мыслей в голове лишь вихрь, порожденный виной, отчаянием и диким гневом. Он зажмуривается и делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и замирает, почувствовав чужое присутствие.
- И в чем же состоит твой план? – произносит знакомый голос за спиной.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Двалин медленно поворачивается.
Торин стоит в темном проеме, скрестив руки на груди. Брови грозно сдвинуты, а в глазах полыхает ярость. Двалин не помнит, чтобы когда-нибудь видел его таким смертельно бледным. Его лицо искажено, и по нему так легко прочитать все, что он испытывает. Изумление. Шок. Боль. Дикое бешенство.
Двалин выпрямляется.
- У меня нет плана, - заявляет он, и хотя бы отчасти это правда.
- Ты лжешь. – Торин делает шаг навстречу, и Двалин невольно напрягается. Ему наверняка придется защищаться. – Не считай меня идиотом. Не думал, что это будешь ты. Ты! - Он срывается на крик, сгребая Двалина за отвороты рубахи и швыряя его к стене с такой силой, что воздух вышибает из легких. Двалин открывает рот, пытаясь вдохнуть, и не может, потому что жесткие пальцы давят на горло.
- Предатель! - шипит Торин. Боль и ярость в его голосе так похожи на то, что чувствует сам Двалин.
- Нет, - Двалин пытается оторвать руку, которая перекрывает ему воздух, но Торин необыкновенно силен, тем более, когда зол, и перед глазами все начинает расплываться. – Ты умрешь… Я не позволю тебе… И мальчишкам…
Вместо голоса только жалкий хрип, и лицо Торина так близко, красивое и угрожающее, искаженное безумным гневом, который затмевает разум.
- Ты принес клятву. Я не освобождал тебя от нее.
Двалин на миг закрывает глаза. Собрав все силы, он наносит удар, и когда Торин отшатывается, становится в защитную стойку, осознавая, что Торин может убить его, если захочет. Он вооружен, а Двалин никогда не поднимет на него оружие.
Если это конец, Махал, прошу тебя, пощади мальчишек.
Но ничего не происходит. Торин стоит неподвижно, опираясь на стену. В его взгляде больше нет гнева, только ужас.
Двалин не знает, что сказать.
Наконец, Торин выпрямляется и спокойно произносит:
- Уходи. – Его голос звучит неестественно хрипло. – Оставь меня одного.
Двалин идет прочь, не оглядываясь. Позже можно будет порадоваться, что остался жив. Сейчас он просто уходит, оставляя позади своего друга, брата, мальчишек и всех остальных.
Он бесцельно бредет по пустым коридорам, и в затхлой пыльной тишине слышится эхо звучавшего когда-то смеха и голосов. Он помнит эти лестницы и переходы, вздымающиеся ввысь колонны в огромных залах и потайные двери, ведущие в жилые покои. Он знает, каким путем проходили караульные, где можно было встретить школяров с книгами и тетрадками, бегущих в библиотеку, и на каких площадях было не протолкнуться в базарный день. Воспоминания пробуждаются, окружая его с каждым шагом. Воспоминания о том времени, когда Эребор был оживленной столицей, центром торговли и науки, гордым и славным под властью могущественного короля, чей трон был освещен сиянием Аркенстона. Счастливые дни, когда главной их с Торином заботой было - как втихаря улизнуть на рынок или тренировочную площадку, чтобы Фрерин за ними не увязался. Потому что они были большими, а Фрерин – докучливым малышом.
Как бы он хотел, чтобы Фрерин сейчас был с ними. Он был бы прекрасным советчиком и другом, возможно, единственным, кто мог вытащить Торина из мрачных раздумий. Но прах Фрерина развеян возле ворот Кхазад-Дума, и им придется обходиться без него.
Он идет безо всякой цели, но ноги ведут его по тому пути, который он считал забытым вот уже полтора с лишним столетия. Он знает эти коридоры, эти повороты лучше, чем свои пять пальцев. Он останавливается перед дверью, украшенной серебряными рунами, открывает запоры и заходит в покои своей семьи.
Если бы не толстый слой пыли, можно было бы подумать, что хозяева просто ушли по своим делам. В общем-то, так и было. Двалин помнит, как собирался пойти на тренировку, а Балин – на встречу при дворе. Отец рано ушел проверять посты, а мама, видимо, убрала со стола и поставила на место стулья, прежде чем отправиться в кузницу. Это был последний раз, когда они переступили порог дома.
Они должны были вернуться к вечеру.
В привычном для глаз полумраке он различает добротный камин с расстеленной перед ним медвежьей шкурой, кресла темного полированного дерева с лаконичным узором, висящие на стенах тяжелые гобелены. Шаги поднимают облачко пыли над рабочим столом мамы. Шкаф с оружием распахнут настежь, наверное, он так и не закрыл его в тот день. Мама жаловалась, что он постоянно оставлял его открытым. Паутина свешивается с распахнутой дверцы и покрывает оставленные доспехи.
Шаги гулко разносятся по пустынным коридорам. Дверь в его комнату приоткрыта, и Двалин проводит ладонью по гладкой поверхности, прежде чем отворить ее.
Здесь все так, как ему помнится: кровать с теплым меховым одеялом и простынями из тонкого хлопка – как полагается члену королевского рода; стул и стол, усеянный перьями и листами пергамента, среди которых недописанное письмо; пара сундуков, стенной шкаф. Одежда, в которую он уже не влезет, небрежно брошена на пол, а рядом лежит короткий меч в старомодных ножнах и потертая фляжка. На ночном столике несколько стальных зажимов для волос и мифриловая каффа, а еще оправленный в кожу манускрипт, посвященный традициям и художественным особенностям изготовления оружия в Первую Эпоху. Он взял ее у приятеля по имени Алфур, который целыми неделями трепался о ней, не переставая, пока Двалин, наконец, не попросил дать ему почитать. Книга оказалась довольно интересной, он почти закончил и собирался вернуть ее через пару дней. Впрочем, сейчас можно не беспокоиться: Алфур был одним из тех, кто защищал Главные Ворота, когда Смауг вторгся в Гору. Он погиб, также как Фрерин, как его родители, как их король и многие другие. Эребор, который он помнит, умер вместе с ними. Сейчас это лишь остов, занесенный столетней пылью.
Двалин тяжело опускается на кровать, и рассохшееся дерево жалобно скрипит под его весом. Он проводит рукой по резным столбикам, и его горло сжимается. Больше ста лет они ждали, пели песни и рассказывали истории, надеясь вопреки всему, что придет день, и они вернутся в свой дом, в то место, что считали своей родиной. Они прошли сотни миль, преодолели множество препятствий и избежали стольких опасностей, но теперь он понимает, что они гнались за мечтой.
Из тех, что рассыпаются в прах, стоит до них дотянуться.
Мечта исчезла, и ничего не осталось. Ничего кроме безумия для Торина и бессильной ярости для Двалина. И если раньше они всегда были друг с другом, друг для друга, то теперь нет даже этого. И он падает, падает в пропасть, и в последней отчаянной попытке удержаться он не может защитить тех, кого пообещал спасти.
Он утыкается в ладони и плачет впервые за полтора столетия.
Ему не хочется вставать, не хочется никуда идти. Он сидел бы здесь, пока не высохнет и не превратится в скелет. А может быть, его кожа станет твердой и серой, и он сольется с окружающим камнем. Это было бы милостью Махала. Но он никогда не бежал от своих обязательств, и торчать здесь вечно – не вариант.
Двалин не поднимает головы, когда тяжелые шаги раздаются в коридоре, приближаясь к его комнате. Он хорошо их знает, да и никто другой не стал бы его здесь искать. Балин садится рядом и притягивает его к себе, и Двалин утыкается ему в плечо как в детстве, когда он был маленьким гномом, а огромный мир вокруг – неизвестным и пугающим.
Они долго сидят так бок о бок. Затем Балин берет его за подбородок и, нахмурившись, принимается разглядывать синяки на шее. Его лицо как всегда невозмутимо, но Двалин видит, что внутри он кипит от возмущения.
- Как ты умудрился заполучить эти украшения?
Двалин невольно фыркает, хотя сейчас ему совсем не до смеха.
- Я был неосмотрителен. Торин слышал то, что я сказал тебе на стене. Мы повздорили.
- Ясно, - Балин мрачнеет. – Значит, мы должны действовать быстро. Если бы только было время все продумать…
Они еще какое-то время сидят в тишине, и Двалин проклинает судьбу. Он ненавидит то, что ему предстоит совершить. Торин был прав, назвав его предателем, а ведь он не знает и половины всего. А теперь речь идет не только о его измене. Он втравил брата, ближайшего советчика Торина, в заговор против их короля, против его лучшего друга, ближе которого у него никого нет.
И единственный способ оправдаться - хотя бы перед самим собой – сделать так, чтобы их план осуществился.
- Мы должны избежать битвы, - говорит он брату. - Любым путем.
Балин задумчиво кивает.
- Я наделся, что ты расскажешь мне, - тихо говорит он. – Все эти годы ты избегал расспросов, а сейчас ты сам не свой. Оно как-то связано с этим, да? Что мы не должны выходить на битву?
Двалин наклоняет голову.
- Что-то должно произойти. Что-то ужасное, и ты это знаешь. – Балин внимательно смотрит на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли. – Можешь не говорить, если не хочешь. Я уважаю твое желание, и доверяю твоему решению, брат. Но знай, что ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я помогу, чем смогу.
Двалин ловит его ладонь и крепко сжимает в своей.
- Тогда помоги мне избежать битвы.
Балин внимательно вглядывается в его лицо и кивает.
- Хорошо. Помогу.
-
-
10.11.2014 в 22:26Но АААААААААААААА, ты вешаешь уже!
-
-
10.11.2014 в 23:05-
-
16.11.2014 в 23:52-
-
16.11.2014 в 23:56-
-
17.11.2014 в 10:27-
-
17.11.2014 в 10:52И спасибо.