А третью часть можно назвать экспериментальной. Во-первых, я окончательно убедилась в том, что и раньше подозревала - что я нихрена не по РПФ ))) Живых людей я не знаю так, как любимых героев, а додумывать как-то... неловко )) В результате оно получается картонным и неубедительным. Так что
но дальше только гномы, только хардкор
А здесь пусть повисит, пусть его.
Название: Четыре сна Ричарда Армитиджа
Автор: Esthree
Бета: ritaritzy aka 009 сткглм
Размер: мини (2555 слов)
Фандом: РПФ
Пейринг/Персонажи: Ричард Армитидж
Категория: джен
Жанр: мистика
Рейтинг: R
Краткое содержание: по мотивам цикла артов по заявке "На самом деле Ричард не человек, а... Волшебное существо..."
Предупреждения: не графический каннибализм
Ричард летит. Кругом — сверху, справа и слева простирается глубокое кобальтовое небо, а под ногами пустота, но он не падает вниз, а скользит между упругими струями ветра, поймав крыльями восходящий поток. Крыльями? У него определенно есть крылья — сильные, мощные — он ощущает, как они трепещут за спиной, без труда удерживая его в воздухе. Он птица? Но наряду с крыльями, он чувствует и свое родное, человеческое тело: руки, ноги и хм... то, что между ног. Ощущение настолько непривычно, что он отвлекается, не заметив, что упустил воздушный поток, и начинает терять высоту. Судорожно забив крыльями, он поднимается выше и облегченно выдыхает, позволив плечам расслабиться. Он осторожно выгибает шею и бросает взгляд вниз. Насколько хватает глаз, под ним колышется безбрежная водная гладь. Море. Таким бездонно синим, покрытым мелкой рябью, словно неровно расстеленное шелковое покрывало, может быть только море. Зависшее над горизонтом, налитое спелым багрянцем солнце беззастенчиво окрашивает подбирающиеся к нему волны в причудливые цвета: благородный пурпур с золотистыми прожилками на границе, чуть ближе — светящийся розовый, а следом — кровавым отблеском карминно-алый, и тягучий оранжевый, плавно перетекающий в блекло-желтый со всполохами бирюзы. Он не видит, что там, на этой границе моря и неба, но его влечет туда, тянет, как на аркане, и нет никакой возможности сопротивляться этому зову.
Ветер обтекает его, закутывая в тугой кокон холодными хлесткими пальцами, безжалостно полоща волосы. Непослушная прядь, подхваченная резким порывом, падает на лицо, закрывая левый глаз, щекочет нос и бесцеремонно лезет самым кончиком в приоткрытый рот. Отплевываясь, Ричард поднимает руку, чтобы смахнуть ее обратно за ухо, но нахалка ускользает из-под пальцев, а он вздрагивает, растерянно уставившись на свою... конечность. Это не может быть его рука — мощная, перевитая толстыми жгутами мускулов, чего не удавалось добиться даже самыми изматывающими тренировками. Пальцы, темные и жесткие, заканчиваются длинными, острыми как бритва птичьими когтями. Кто... что он такое?!
Вдали, проступая сквозь туманную дымку, показывается скалистый берег, и тут же отзывается внутри, зазвенев натянутой и отпущенной струной — туда! Как он сможет сесть среди этих острых пиков и не разбиться? Но судя по всему, его... это тело знает, что делает. Доверившись ему, Ричард закладывает крутой вираж и пикирует вниз. Тело не подводит: развернувшись у самой поверхности, крылья несколькими взмахами притормаживают стремительное падение, миг — и под ногами узкая, скошенная к морю, скалистая площадка. Непривычное ощущение. Незнакомое. Ричард опускает глаза, и горло стискивает спазмом. Птичьи лапы — кривые, покрытые короткими темными перьями. Гигантские хищные когти, царапающие камень. В отчаянии он поднимает руку, осторожно ощупывая лицо: лоб, брови, глаза — все на месте. Нос — слава богу, не клюв — кажется еще более вытянутым и острым, чем обычно.
Так странно... С одной стороны, он прекрасно помнит себя. Ричард Армитидж, сорока трех лет от роду, известный — в узких кругах — английский актер. Но все это: крылья, когти, уродливые птичьи лапы... Да что он за чудовище? Обхватив себя руками, Ричард оглядывается вокруг, пытаясь понять, где он оказался. С одной стороны обрыв. Далеко внизу волны непрестанно разбиваются об отвесную скалу в пенные клочья. С другой — по ту сторону гряды — простирается укромная долина. Чистая горная речка. Оливковые рощи, фруктовые сады, виноградники. Ряд стройных улиц. Люди, беззаботно собирающиеся на площади у фонтана.
Тянущее, мучительно зовущее чувство нарастает, заполняет изнутри. В ушах слышится назойливое шипение, и тело прошивает болезненной вспышкой. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки, царапая ладони до крови. Пульсирующий шум в голове становится все громче, все отчетливее, складывается в слова: «Лети! Вцепись в волосы! Выцарапай глаза! Почувствуй, как поддается плоть под ударом когтей... бей...бей! Пусть искупаются в крови...рви... рви!»
Ричард прижимает ладони к лицу, вцепляется в волосы, но зов бьется в висках, в шее, в груди, в каждой жилке, захватывает целиком. Он запрокидывает голову, и из горла рвется пронзительный, оглушающий крик...
Кажется, люди в долине вздрагивают и оборачиваются. Услышали? Он не должен видеть отсюда, но он видит — орлиным зрением — испуганно округлившиеся глаза и побледневшие лица. Молодые парни. Женщины. Старики. Дети.
«Убей-бей-бей! В крови-рви-рви!»
Он не может. Нет. Ни за что. Но кровь пульсирует в венах все сильнее, и невидимый аркан, захлестнувший внутренности, тянет ближе и ближе к краю скалы, к прозрачной речушке, бегущей по дну ущелья, к приветливой зеленой долине. К беззащитным людям. Добыче. Пище.
Господи... Видит Бог, он всегда пытался понять. В любой роли, даже в закоренелом негодяе, в безжалостном убийце он пытался найти крупицы человечности. Но в этом существе, в чьем теле он заточен, нет ничего человеческого. Зверь. Голодный хищник, жаждущий крови и смерти. И он не сможет его остановить.
Собрав все силы, Ричард отступает назад, туда, где под скалой пенистые гребни налетают на торчащие из воды камни. Каждый шаг дается с трудом, он словно идет против ураганного ветра, толкающего его прочь, в долину: сеять ужас и смерть, как — он это знает — уже было не раз. Но больше не будет. Он прижимает руками крылья, сминая перья когтистыми пальцами, и делает последний шаг. И снова летит — вниз.
Ричард распахивает глаза и рывком садится на постели, часто дыша. В пальцах мертвой хваткой зажат край одеяла. Приснится же... Из неплотно зашторенного окна просачивается желтый свет фонарей, вызолачивая на стене узкую полоску. Вздохнув, он шлепает босиком в ванную. Растирает лицо ледяной водой, выхлебывает пару пригоршней и поднимает голову. Из зеркала на него смотрит взъерошенный тип с помятой рожей и взглядом загнанной лошади.
Прихватив лэптоп, он возвращается в кровать — заснуть все равно не удастся. Крылья, когти, неудержимое стремление убивать... Может, это Красный дракон дает о себе знать? Не в его правилах просто одалживать персонажу лицо. Входя в роль, он слишком легко позволяет героям квартировать в своей голове, часто видя сны их глазами. Глазами Лукаса, Торина, Проктора. Не было бы ничего необычного, если бы загруженное подсознание выдало что-то в духе Долархайда. Вот только за все время съемок Френсис его ни разу не беспокоил. Да и прошлой ночью он видел... другое. Сон уже потерял яркость и начал размываться, тая в глубинах памяти, как это свойственно сновидениям, но Ричард все еще помнит отдельные отрывки. Прохладу и свежесть беззвездной ночи, густой и загадочной, полной ароматов прошлогодней листвы и отогревающейся почвы; лес — пустой, отошедший от зимы, но еще не успевший окутаться буйным цветением. Он брел по нему безо всякой цели, вдыхая прозрачный хрупкий воздух, пока не услышал вдалеке звуки свирели и не увидел языки пламени между деревьев. Вокруг костра плясали женщины — нагие, с распущенными волосами, они кружились, и пели, и смеялись, призывая лес очнуться от зимней спячки. Ричард откуда-то знал, что они ждут его, что стоит ему выйти на поляну — и его втянут в хоровод, и будут петь ему, и славить, и дарить свою любовь как божеству, способному возрождать к жизни. Но что-то удерживало его от того, чтобы присоединиться к неистовому веселью. Лес следовало пробудить от затянувшейся дремоты. Но делать это нужно было не здесь. И он шагнул прочь от костра, углубляясь в чащу вслед за взошедшей утренней звездой.
В этом сне он тоже не был человеком. У него были копыта — он видел глубокие округлые вмятины, остающиеся в пружинящем мху. И рога. Он почти не чувствовал их веса, но ощущал на голове эту величественную корону, когда она задевала ветви. Лес расступался перед ним, норовя украдкой прикоснуться к обнаженному телу молодыми побегами, льнул к ногам пробивающейся сквозь прошлогоднюю листву шелковистой травой, игриво шуршал терпкой хвоей.
Ричард помнит светлую поляну, густо заполненную молодой порослью. Он сидел в самом центре этих зарослей, прислушиваясь к дыханию леса. Лес не спал. Избавившись от плотного покрова наста, сбросив лениво пуховое снежное одеяло, он нежился в блаженной дреме, смакуя последние минуты перед пробуждением. Ну погоди, лежебока! Ричард усмехнулся. Подняв руки, он мысленно потянулся к сонному пространству, раскинувшемуся вокруг, чувствуя, как невидимые теплые лучи, вырывающиеся из его ладоней, протягиваются все дальше, скользят между толстыми стволами. Лес потягивался, зевал и ворочался в своей огромной кровати. Ричард дразняще гладил тонкую кору молодых веток, щекотал покрытые мхом шершавые корни, пощипывал набухшие почки, едва прикрывающие упругую изумрудную зелень. И лес отзывался. Лес млел и еле слышно охал, выгибаясь, словно от внезапно налетевшего ветра. Он тянулся к Ричарду в ответ, и сотни светящихся лучей собирались на его ладони в один пульсирующий сгусток.
Это было странное ощущение. Странное и возбуждающее. Желание — непохожее на привычное тянущее чувство внизу живота — скорее единение, полное, всеобъемлющее. Соитие. Соитие с лесом! Ричард рассмеялся. Но именно так оно и воспринималось тогда. Извилистые корни ползли, стремясь обвить его тело, лес вздыхал над головой, склоняя к нему свои ветви, и светящийся шар в его руке испускал мягкое сияние, разгоняя предрассветный мрак. Небо светлело. Мир вокруг начал обретать краски и тени и вот-вот под лучами рассветного солнца должен был вспыхнуть во всем блеске обновленного наряда: бронзовой корой молодых ветвей, переливающимся турмалином свежих листочков, алмазной россыпью выступившей росы.
Поддавшись тягучей, жаркой истоме, Ричард приник к лесу, погружаясь в него всем своим существом и открываясь ему без остатка. Он чувствовал его нарастающую дрожь в каждом листе, каждой травинке, он сам становился лесом, возрождающимся к жизни и дарующим жизнь: пробивающимся сквозь земную толщу трепещущим первоцветом, расправляющим пушистые листья; вызывающе-дерзкой лещиной, украшающей нагие, безлистные ветви золотистыми серьгами; статным вязом, чьи длинные, мощные корни, приникая к подземным источникам, заставляют древесный сок бурлить и подниматься все выше и выше. И изливаясь на переплетенные корни, он уже не различал своего удовольствия и могучего содрогания лесной чащи.
Ричард мечтательно улыбается. Это был хороший сон. Возможно, сегодня ему приснится что-то настолько же волшебное.
Девятнадцать часов спустя он уже не так в этом уверен. На время съемок он избавляется от всех посторонних мыслей, но теперь, в тишине гостиничного номера, вновь наваливается непонятная тревога. Ричард со вздохом смотрит на блистер с двумя рядами разноцветных капсул, лежащий на прикроватном столике рядом с бутылкой минералки. Рутина, добрая душа, все выспрашивала сегодня, отчего у него такой хмурый вид. Стоило ему обмолвиться, что снится какая-то ерунда, как она сочувственно закивала, сообщила, что все это от нервов и, покопавшись в сумочке, вручила ему пачку таблеток: «Пару штук перед сном, и ты спишь, как младенец! Я всегда так делаю». Принимать успокоительное не хочется. Ложиться спать тоже.
Грэм, с которым он вечером созванивался по скайпу, поздравляя с участием в параде тартанов — «Ну что, продемонстрировал Большому Яблоку свою шотландскую гордость?» — только усмехнулся: «Виски, старина. Самое лучшее лекарство. Глотни на сон грядущий и ложись пораньше, а то я ж тебя знаю...»
Решившись, Ричард отодвигает таблетки и, достав из бара бутылку, наполняет стакан до краев.
Вода. Он под водой! Дна не видно, да Ричард и не смотрит вниз, только наверх. Но до поверхности почти так же далеко: сплошная зеленоватая толща воды, и она давит, мнет, сплющивает, как каменная плита. Выплыть! Скорее выплыть! В панике Ричард загребает руками, рвется всем телом вверх. Быстрее… Быстрее! Но все движения выходят плавными, замедленными, сглаживаясь сопротивлением воды. Он не успеет! Дышать нечем. Совсем нечем! Легкие уже начинает распирать от нехватки воздуха, а над головой все та же темно-зеленая масса, как будто он на самом дне глубокого колодца. Господи, НЕТ! Там, наверху, вода чуть светлее, там солнце и воздух... Воздух! Хотя бы глоток! Жжение в груди становится нестерпимым. Горло перехватывает спазмом, и глаза вылезают из орбит. Еще чуть-чуть... еще... О, господи... Все.
Все меркнет, и Ричард не в силах больше сдерживаться, позволяет телу сделать последний вдох. Вода заполняет его, и... ничего не происходит. Нет, не так — он перестает задыхаться. Он... он дышит! Дышит под водой. Она питает его кислородом не хуже воздуха, как будто он рыб... О, нет! Ричард опускает глаза. Ниже пояса его тело переходит в рыбий хвост, длинный и гибкий. Зеленоватая чешуя мягко серебрится, отливая перламутром. От каждого движения по ней пробегают неяркие искры, и колышется полупрозрачная вуаль плавников. Он должен признать, что это красиво. Ричард поднимает к лицу руки: как и следовало ожидать, между пальцами тонкие, просвечивающие перепонки. Наверняка есть и жабры, но проверять не хочется.
Придя в себя, Ричард осматривается. До поверхности не так уж и далеко — от силы футов десять, но туда совсем не тянет. Странно. Он всегда, сколько себя помнит, боялся глубины, но теперь, когда главный страх — утонуть — оказался несостоятельным, ему не хочется покидать этот удивительный мир. Совсем рядом, почти задевая его, проплывает стайка серебристых рыб. Метнувшись было в сторону, они одновременно разворачиваются, устремляясь вниз. Поколебавшись, Ричард направляется следом. Теперь, когда его не одолевает животный страх, оказывается, что достаточно легчайших движений рук или плавников. Он без усилий скользит в упругой, прохладной толще, и вода ему больше не враг, не смертельная опасность. Она обнимает его, обволакивает, принимает в себя, она снаружи и внутри, и это кажется на удивление правильным, как будто он плоть от плоти этой стихии.
Спустившись к самому дну, Ричард проплывает над колышущимся полем сине-зеленых водорослей, рассматривает зарывающихся в ил и снующих между камнями подводных обитателей. Они не бросаются наутек при его приближении, принимают его как равного, дают потрогать себя, плывут с ним рядом, сопровождая в путешествии по раскинувшемуся бесконечному простору...
Открыв глаза, Ричард не сразу понимает, что вокруг привычная воздушная атмосфера, а не зеленоватая морская вода. Он садится в постели и рывком откидывает одеяло. Ноги. Обычные человеческие ноги, с коленями и пятками. Пошевелив на всякий случай пальцами, он вздыхает и откидывается обратно. Нет, в следующий раз определенно надо будет принять успокоительное.
Запив две капсулы водой, Ричард еще минут пятнадцать бездумно пялится в экран лэптопа, пытаясь придумать остроумный комментарий к ехидному твиту Фуллера, но в голове ни единой мысли. Чувствуя, что глаза начинают слипаться, он выключает ноут и забирается в постель. Пожалуй, Рут была права, он давно уже не ощущал такого спокойствия и умиротворения. Как же хорошоооо...
С этой мыслью он открывает глаза, обнаруживая, что вокруг простирается залитая солнцем пустыня с выступающими пиками скал. Над песком дрожит горячее марево и только вдалеке, почти на пределе видимости можно различить что-то похожее на городские стены.
Во рту густой привкус крови. Она отдает солоноватой сладостью на языке, наполняет рот, смешиваясь со слюной, течет по подбородку. Вкусно. Оглянувшись, Ричард упирается взглядом в наполовину обглоданную тушу. Судя по уцелевшей оторванной руке — человеческую. Непонятно почему, это не вызывает ни ужаса, ни отвращения. Только приятное ощущение сытости и довольства. Улегшись поудобнее на горячем камне, он вытягивает лапы, принимаясь слизывать кровавые сгустки. Мррр... Покончив с умыванием, он с чувством выполненного долга вытягивается на скале, расправляет крылья, укрываясь от палящего зноя, и, смежив веки, окунается в блаженную дрему.
Будят его приближающиеся шаги. Ричард нехотя открывает глаза. Должно было пройти несколько часов, но солнце ни на волос не сдвинулось со своего места, зависнув в зените. На фоне чернеющих скал виднеется крошечная фигурка, шагающая через пустыню. Что ж, самое время перекусить. Человек приближается, и Ричарду чудится что-то знакомое в его лице, но он не может вспомнить, где он мог его видеть. Человек останавливается перед скалой и с вызовом вскидывает голову. Ричард поднимает бровь.
— Я хочу войти в город.
Ричард облизывается. В животе раздается громкое урчание.
— Тогда тебе придется отгадать мою загадку...
Недоуменно вертя головой, Ричард осознает наконец, что назойливую мелодию, выдернувшую его из сна, издает лежащий на столике телефон. Так. Похоже, успокоительным уже не отделаешься. Ли говорил, что у него есть знакомый психоаналитик, надо будет попросить его, чтобы устроил ему встречу, тихо, без лишнего шума. Дотянувшись до телефона, Ричард со вздохом смотрит на высветившийся на дисплее контакт. Ну конечно, кто еще может звонить в такое время?
— Привет, Рич! — голос агента неприлично бодр для этого времени суток. — Тут поступило очень заманчивое предложение. Я скинул тебе на почту, глянь, когда будет время. Рич?
— Уммм...
— Ох, прости! Я тебя разбудил?
— Не бери в голову, — Ричард трет пальцами глаза. — Я все равно собирался вставать. Так что за предложение?
— Обалденная штука. Тебе должно понравиться.
— Роль героя-любовника? — усмехается Ричард. В трубке раздается смех.
— Не до такой степени. Еще версии?
— Спецагент, спасающий человечество?
— И снова мимо.
— Герой-мутант со сверхспособностями?
— Уже теплее. Я тебе больше скажу: это не совсем человек.
Ричард кладет продолжающий трещать телефон на кровать и крепко сжимает виски. Крылатый хищник-убийца, рогатое божество, русал, зверюга-людоед... О, боже. Пожалуй, психоаналитик может подождать. Разве есть лучший способ проработать проблему, чем встретить ее лицом к лицу?
Название: Виски
Автор: Esthree
Бета: ritaritzy aka 009 сткглм
Размер: мини (1135 слов)
Фандом: РПС
Пейринг/Персонажи: Грэм МакТавиш/Ричард Армитидж
Категория: слэш
Жанр: повседневность
Рейтинг: NC-17
Примечание/Предупреждения:
Краткое содержание: Ребята бухают и ебутся.
Последняя сцена, которую предполагалось доснять в Коннемора, оборачивается полноценным рабочим днем: несмотря на пронизывающий влажный ветер с Атлантики, впервые за две недели облака начали расходиться, нет ни мороси, ни тумана — ни один вменяемый режиссер не упустит такую возможность. Ждать, пока Рич вернется со съемок, не так уж трудно, гораздо сложнее придумать, чем себя занять в предвкушении встречи после почти двухмесячного перерыва. Прогулявшись по прилегающим к отелю улицам, Грэм к своему удивлению обнаруживает в винной лавке приличный Гленфиддих — будет, чем отметить.
Когда наконец объявляется караван заросших «паломников», они едва успевают переброситься парой слов, как О’Конор тянет всех в местный погребок за углом, где готовят «от такую Mairteoil ar Guinness!» — и следующий час остается наслаждаться терпким элем под нежное мясо и полными обещания взглядами, которые по-хорошему уставший и до неприличия довольный Рич бросает на него через стол.
Поднимаясь в номер, Грэм прикидывает, смогут ли они дотянуть до кровати, или стоит проверить на прочность хлипкую стенку, но едва за ними закрывается дверь, у Ричарда просыпается молчавший весь вечер сотовый.
— Разольешь пока? — Рич улыбается с извиняющимся видом, кивает на столик с перевернутыми бокалами и отходит к окну.
На столе подмигивает темным матовым боком красное бургундское. Ричард же так усердно старается быть культурным мальчиком: дорогое вино, вежливая улыбка, бесконечные комплименты коллегам и призывы «за мир во всем мире». В свое время Грэм порядком наслушался откровений о том, как Рич стесняется своего роста, фактуры, голоса, носа! — как боится ненароком обидеть собеседника. Учитывая, что сам Грэм выше как минимум на дюйм, на пару фунтов тяжелее, а наращенная за годы шкура — покрепче иной танковой брони, похоже, кое-кто пиздит, как дышит.
Он сдвигает в сторону бутылку, достает из сумки виски и оглядывается в поисках стаканов. Попрощавшись, Ричард убирает телефон, оборачивается и вопросительно вздергивает бровь.
— Будешь пить свой деликатес долгими одинокими вечерами, когда я уеду, — ухмыляется Грэм.
— Опрометчиво было рассчитывать, что ты оценишь насыщенный фруктовый аромат с древесным оттенком и бархатное послевкусие с нюансами шоколада и дымными нотками.
— Расскажи это свое маме. — Грэм наливает на два пальца и вручает один стакан Ричарду. — Вот это настоящий фруктовый аромат с нотками дуба, ммм... Я уже чувствую, как он обволакивает нёбо пряным медом и раскрывается темным шоколадом с привкусом корицы. Твое здоровье!
— И торфа. — Ричард смакует виски, и глаза у него смеются.
— Угу, твои любимые «дымные нотки». Чтоб англичане понимали в правильном скотче.
— Боюсь, я не распробовал, — Ричард улыбается, устраиваясь на кровати, и протягивает стакан.
Грэм не торопясь допивает и наливает по второй, откидываясь в кресле. Полузабытое ощущение возвращается, подогревая изнутри не хуже брендового сингл молта: они перебрасываются вопросами и шутками, подхватывая незаконченные фразы, как будто гоняют по столу шарик пинг-понга. Рич взахлеб говорит о норовистом скакуне, который чуть не затащил его на полном скаку в болото, о том, как специально выяснял произношение слов для своего нормандца — Грэм складывается пополам от хохота, когда Рич пытается пафосно изобразить что-то на якобы старофранцузском — забрасывает его вопросами о дочках, тренировках, о рекламной компании Крида, поминая недобрым словом плотный график конов и конвенций...
Вторая бутылка едва начата, и Грэм внезапно обнаруживает, что объясняет гаэльский — непристойный, конечно же — анекдот с непереводимой игрой слов, а Рич жадно блестит глазами поверх плещущего в стакане темного янтаря и, высунув кончик языка, проводит им по губам. Привычный, безотчетный жест — типичный признак задумчивости или легкого волнения, внезапно кажется нарочито медленным, почти непристойным в своей чувственности.
Полупустой стакан в руке мешает, и Грэм тянется его поставить. Решивший вытянуть затекшие ноги Ричард задевает единственную ножку стола, едва не свернув его на бок. Каким-то чудом они успевают подхватить его в последний момент, спасая недопитый виски и вино Ричарда от бесславной гибели на лакированных досках пола. С тяжелым стуком соскальзывает массивная стеклянная пепельница, и стакан Грэма катится, расплескивая содержимое. Но это уже неважно, когда они валятся на кровать, и его руки наконец-то полны Ричем, а обжигающий привкус восемнадцатилетнего скотча тает, проигрывая сравнение со вкусом губ англичанина сорокатрехлетней выдержки.
Ричард прижимается к нему и глухо рычит, впиваясь в его рот, прикусывает шею, запускает руки под пуловер — да снимаю, уже, снимаю! — и щекотно тычется носом подмышку, заставляя Грэма пьяно хихикнуть. Он отпихивает Рича и принимается с его активной помощью стаскивать с него одежду, так что через минуту на том в лучших традициях гей-порно остаются только носки: ярко-оранжевые в черную крапинку. Грэм утыкается Ричарду в живот, содрогаясь в конвульсиях от хохота, но когда Ричард, задыхаясь от смеха, порывается их снять, перехватывает его руки.
— Нет, оставь!
— Блядский виски.
Ричард жмурится, вытягиваясь на постели. Грэм ухмыляется и устраивается сверху, наслаждаясь прикосновением кожи к коже, ведет ладонью по отросшим волоскам на груди, на животе, спускаясь туда, где член Ричарда недвусмысленно упирается в его обтянутое джинсами бедро, оставляя влажный след. Будь на нем сейчас килт, все было бы проще...
— Это секретное шотландское оружие, не знал? Придумано специально... чтобы английские джентльмены вели себя...
— Как озабоченные пидорасы?
— Как нормальные люди. Озабоченные пидорасы вы и так. Хэй!
Получив тычок под ребра, Грэм заваливается набок и сползает с кровати.
— Я сейчас.
Торопливо скинув оставшуюся одежду, он наклоняется к сумке и нашаривает в боковом кармане лубрикант. За спиной раздается скрип, шаги, и тяжелая ладонь сочно хлопает его по заду, стискивая ягодицу. Грэм разворачивается, Ричард, успевший все-таки избавиться от носков, пошатывается и, пытаясь удержать равновесие, хватается за него, повалив в кресло. Грэму даже не удается ничего сказать — Ричард оказывается у него на коленях, пригвоздив к месту своими ста восьмьюдесятью фунтами; кресло протестующе скрипит, но выдерживает двойной вес.
Спустя два месяца — почти как в первый раз, и Грэм прикусывает щеку, терпеливо растягивая тугие мыщцы, впихивая один палец, второй, третий. Рич утыкается ему в сгиб плеча, вздрагивая всем телом. От него пахнет чертовым ирландским туманом и лесной сыростью, и Грэм ловит себя на мысли, что хотел бы вылить на него виски и слизывать его с солоноватой от пота кожи... Поддаваясь внезапному искушению, он добавляет четвертый палец, так что кажется — мышцы сейчас треснут от натяжения. Ричард что-то неразборчиво стонет и кусает его в плечо, прижимаясь теснее. Вынув пальцы, Грэм поддерживает его за бедра, когда тот опускается на его член и начинает двигаться вверх и вниз — медленно, потом все быстрее и быстрее, как будто скачет на том самом породистом жеребце. Грэм наклоняется вперед, проводит носом по редким волоскам на груди, прихватывает губами сосок, ловя загнанное дыхание над головой. Он смыкает пальцы на члене Ричарда, и когда тот кончает от пары резких движений, сжимая его в себе, перед глазами все плывет, и вовсе не виски тому виной.
— В душ?
Добравшись вслед за Ричем до кровати, Грэм потирает поясницу — все-таки такие упражнения похлеще тренажеров — и падает навзничь. Ричард лежит с закрытыми глазами, обнимая подушку, из-под которой кокетливо выглядывает невесть как попавший туда оранжевый носок.
— Угу. Сейчас.
Вздохнув, Грэм натягивает на них одеяло. Душ может подождать и до утра. Перспектива секса под упругими струями горячей воды кажется все более привлекательной, тем более, что никто не может сказать с уверенностью, когда состоится следующая встреча. А оставшегося скотча как раз хватит на то, чтобы облить Рича целиком, добавляя к изысканному букету неповторимую, «английскую» нотку.
А вот вторая часть эксперимента оказалась более удачной ))) Я наконец попробовала себя в качестве виддера. Не могу сказать, что совсем все получилось, но в целом я довольна. Пока на вимео, но постараюсь на днях залить еще и на ютьюб.
Название: Воины
Форма: клип
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит, другие гномы
Исходники: музыка: Manowar - «Warriors of the world united»; видео: трилогия «The Hobbit»
Продолжительность и вес: 03:43, 137 МБ
Название: Меркантильная особа
Форма: клип
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит/Трандуил, Бард/Трандуил, Гендальф/Трандуил, намек на Смауг/Трандуил
Исходники: музыка: Madonna - «Material Girl» - перевод текста; видео: трилогия «The Hobbit»; доп.материалы к трилогии; арт от brilcrist
Продолжительность и вес: 03:09, 116 МБ
Примечание/Предупреждения: Трандуил любит развлекаться, но бусики любит больше.
А еще было вот это ))
Было очень весело, я вспомнила детство и уроки труда в начальной школе и слепила варга (точнее двух), и сварила из протезного желатина кишки (они, кстати, сладкие и вкусно пахнут карамелькой))), а Ларс как принцесса Элоиза в электричке дошивала гномам скатки ))) Потом мы отправились на съемки, где я чуть не заблудилась влесутрех соснах, но было обалденно. Ларс, спасибо тебе за замечательную компанию, фантастически прекрасные фотки в горах и вообще за все 
И я подозреваю, что это не последняя наша совместная работа )))
Посмотреть можно здесь dworin.diary.ru/p206607860.htm
но дальше только гномы, только хардкор
А здесь пусть повисит, пусть его.
Название: Четыре сна Ричарда Армитиджа
Автор: Esthree
Бета: ritaritzy aka 009 сткглм
Размер: мини (2555 слов)
Фандом: РПФ
Пейринг/Персонажи: Ричард Армитидж
Категория: джен
Жанр: мистика
Рейтинг: R
Краткое содержание: по мотивам цикла артов по заявке "На самом деле Ричард не человек, а... Волшебное существо..."
Предупреждения: не графический каннибализм
Ричард летит. Кругом — сверху, справа и слева простирается глубокое кобальтовое небо, а под ногами пустота, но он не падает вниз, а скользит между упругими струями ветра, поймав крыльями восходящий поток. Крыльями? У него определенно есть крылья — сильные, мощные — он ощущает, как они трепещут за спиной, без труда удерживая его в воздухе. Он птица? Но наряду с крыльями, он чувствует и свое родное, человеческое тело: руки, ноги и хм... то, что между ног. Ощущение настолько непривычно, что он отвлекается, не заметив, что упустил воздушный поток, и начинает терять высоту. Судорожно забив крыльями, он поднимается выше и облегченно выдыхает, позволив плечам расслабиться. Он осторожно выгибает шею и бросает взгляд вниз. Насколько хватает глаз, под ним колышется безбрежная водная гладь. Море. Таким бездонно синим, покрытым мелкой рябью, словно неровно расстеленное шелковое покрывало, может быть только море. Зависшее над горизонтом, налитое спелым багрянцем солнце беззастенчиво окрашивает подбирающиеся к нему волны в причудливые цвета: благородный пурпур с золотистыми прожилками на границе, чуть ближе — светящийся розовый, а следом — кровавым отблеском карминно-алый, и тягучий оранжевый, плавно перетекающий в блекло-желтый со всполохами бирюзы. Он не видит, что там, на этой границе моря и неба, но его влечет туда, тянет, как на аркане, и нет никакой возможности сопротивляться этому зову.
Ветер обтекает его, закутывая в тугой кокон холодными хлесткими пальцами, безжалостно полоща волосы. Непослушная прядь, подхваченная резким порывом, падает на лицо, закрывая левый глаз, щекочет нос и бесцеремонно лезет самым кончиком в приоткрытый рот. Отплевываясь, Ричард поднимает руку, чтобы смахнуть ее обратно за ухо, но нахалка ускользает из-под пальцев, а он вздрагивает, растерянно уставившись на свою... конечность. Это не может быть его рука — мощная, перевитая толстыми жгутами мускулов, чего не удавалось добиться даже самыми изматывающими тренировками. Пальцы, темные и жесткие, заканчиваются длинными, острыми как бритва птичьими когтями. Кто... что он такое?!
Вдали, проступая сквозь туманную дымку, показывается скалистый берег, и тут же отзывается внутри, зазвенев натянутой и отпущенной струной — туда! Как он сможет сесть среди этих острых пиков и не разбиться? Но судя по всему, его... это тело знает, что делает. Доверившись ему, Ричард закладывает крутой вираж и пикирует вниз. Тело не подводит: развернувшись у самой поверхности, крылья несколькими взмахами притормаживают стремительное падение, миг — и под ногами узкая, скошенная к морю, скалистая площадка. Непривычное ощущение. Незнакомое. Ричард опускает глаза, и горло стискивает спазмом. Птичьи лапы — кривые, покрытые короткими темными перьями. Гигантские хищные когти, царапающие камень. В отчаянии он поднимает руку, осторожно ощупывая лицо: лоб, брови, глаза — все на месте. Нос — слава богу, не клюв — кажется еще более вытянутым и острым, чем обычно.
Так странно... С одной стороны, он прекрасно помнит себя. Ричард Армитидж, сорока трех лет от роду, известный — в узких кругах — английский актер. Но все это: крылья, когти, уродливые птичьи лапы... Да что он за чудовище? Обхватив себя руками, Ричард оглядывается вокруг, пытаясь понять, где он оказался. С одной стороны обрыв. Далеко внизу волны непрестанно разбиваются об отвесную скалу в пенные клочья. С другой — по ту сторону гряды — простирается укромная долина. Чистая горная речка. Оливковые рощи, фруктовые сады, виноградники. Ряд стройных улиц. Люди, беззаботно собирающиеся на площади у фонтана.
Тянущее, мучительно зовущее чувство нарастает, заполняет изнутри. В ушах слышится назойливое шипение, и тело прошивает болезненной вспышкой. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки, царапая ладони до крови. Пульсирующий шум в голове становится все громче, все отчетливее, складывается в слова: «Лети! Вцепись в волосы! Выцарапай глаза! Почувствуй, как поддается плоть под ударом когтей... бей...бей! Пусть искупаются в крови...рви... рви!»
Ричард прижимает ладони к лицу, вцепляется в волосы, но зов бьется в висках, в шее, в груди, в каждой жилке, захватывает целиком. Он запрокидывает голову, и из горла рвется пронзительный, оглушающий крик...
Кажется, люди в долине вздрагивают и оборачиваются. Услышали? Он не должен видеть отсюда, но он видит — орлиным зрением — испуганно округлившиеся глаза и побледневшие лица. Молодые парни. Женщины. Старики. Дети.
«Убей-бей-бей! В крови-рви-рви!»
Он не может. Нет. Ни за что. Но кровь пульсирует в венах все сильнее, и невидимый аркан, захлестнувший внутренности, тянет ближе и ближе к краю скалы, к прозрачной речушке, бегущей по дну ущелья, к приветливой зеленой долине. К беззащитным людям. Добыче. Пище.
Господи... Видит Бог, он всегда пытался понять. В любой роли, даже в закоренелом негодяе, в безжалостном убийце он пытался найти крупицы человечности. Но в этом существе, в чьем теле он заточен, нет ничего человеческого. Зверь. Голодный хищник, жаждущий крови и смерти. И он не сможет его остановить.
Собрав все силы, Ричард отступает назад, туда, где под скалой пенистые гребни налетают на торчащие из воды камни. Каждый шаг дается с трудом, он словно идет против ураганного ветра, толкающего его прочь, в долину: сеять ужас и смерть, как — он это знает — уже было не раз. Но больше не будет. Он прижимает руками крылья, сминая перья когтистыми пальцами, и делает последний шаг. И снова летит — вниз.
***
Ричард распахивает глаза и рывком садится на постели, часто дыша. В пальцах мертвой хваткой зажат край одеяла. Приснится же... Из неплотно зашторенного окна просачивается желтый свет фонарей, вызолачивая на стене узкую полоску. Вздохнув, он шлепает босиком в ванную. Растирает лицо ледяной водой, выхлебывает пару пригоршней и поднимает голову. Из зеркала на него смотрит взъерошенный тип с помятой рожей и взглядом загнанной лошади.
Прихватив лэптоп, он возвращается в кровать — заснуть все равно не удастся. Крылья, когти, неудержимое стремление убивать... Может, это Красный дракон дает о себе знать? Не в его правилах просто одалживать персонажу лицо. Входя в роль, он слишком легко позволяет героям квартировать в своей голове, часто видя сны их глазами. Глазами Лукаса, Торина, Проктора. Не было бы ничего необычного, если бы загруженное подсознание выдало что-то в духе Долархайда. Вот только за все время съемок Френсис его ни разу не беспокоил. Да и прошлой ночью он видел... другое. Сон уже потерял яркость и начал размываться, тая в глубинах памяти, как это свойственно сновидениям, но Ричард все еще помнит отдельные отрывки. Прохладу и свежесть беззвездной ночи, густой и загадочной, полной ароматов прошлогодней листвы и отогревающейся почвы; лес — пустой, отошедший от зимы, но еще не успевший окутаться буйным цветением. Он брел по нему безо всякой цели, вдыхая прозрачный хрупкий воздух, пока не услышал вдалеке звуки свирели и не увидел языки пламени между деревьев. Вокруг костра плясали женщины — нагие, с распущенными волосами, они кружились, и пели, и смеялись, призывая лес очнуться от зимней спячки. Ричард откуда-то знал, что они ждут его, что стоит ему выйти на поляну — и его втянут в хоровод, и будут петь ему, и славить, и дарить свою любовь как божеству, способному возрождать к жизни. Но что-то удерживало его от того, чтобы присоединиться к неистовому веселью. Лес следовало пробудить от затянувшейся дремоты. Но делать это нужно было не здесь. И он шагнул прочь от костра, углубляясь в чащу вслед за взошедшей утренней звездой.
В этом сне он тоже не был человеком. У него были копыта — он видел глубокие округлые вмятины, остающиеся в пружинящем мху. И рога. Он почти не чувствовал их веса, но ощущал на голове эту величественную корону, когда она задевала ветви. Лес расступался перед ним, норовя украдкой прикоснуться к обнаженному телу молодыми побегами, льнул к ногам пробивающейся сквозь прошлогоднюю листву шелковистой травой, игриво шуршал терпкой хвоей.
Ричард помнит светлую поляну, густо заполненную молодой порослью. Он сидел в самом центре этих зарослей, прислушиваясь к дыханию леса. Лес не спал. Избавившись от плотного покрова наста, сбросив лениво пуховое снежное одеяло, он нежился в блаженной дреме, смакуя последние минуты перед пробуждением. Ну погоди, лежебока! Ричард усмехнулся. Подняв руки, он мысленно потянулся к сонному пространству, раскинувшемуся вокруг, чувствуя, как невидимые теплые лучи, вырывающиеся из его ладоней, протягиваются все дальше, скользят между толстыми стволами. Лес потягивался, зевал и ворочался в своей огромной кровати. Ричард дразняще гладил тонкую кору молодых веток, щекотал покрытые мхом шершавые корни, пощипывал набухшие почки, едва прикрывающие упругую изумрудную зелень. И лес отзывался. Лес млел и еле слышно охал, выгибаясь, словно от внезапно налетевшего ветра. Он тянулся к Ричарду в ответ, и сотни светящихся лучей собирались на его ладони в один пульсирующий сгусток.
Это было странное ощущение. Странное и возбуждающее. Желание — непохожее на привычное тянущее чувство внизу живота — скорее единение, полное, всеобъемлющее. Соитие. Соитие с лесом! Ричард рассмеялся. Но именно так оно и воспринималось тогда. Извилистые корни ползли, стремясь обвить его тело, лес вздыхал над головой, склоняя к нему свои ветви, и светящийся шар в его руке испускал мягкое сияние, разгоняя предрассветный мрак. Небо светлело. Мир вокруг начал обретать краски и тени и вот-вот под лучами рассветного солнца должен был вспыхнуть во всем блеске обновленного наряда: бронзовой корой молодых ветвей, переливающимся турмалином свежих листочков, алмазной россыпью выступившей росы.
Поддавшись тягучей, жаркой истоме, Ричард приник к лесу, погружаясь в него всем своим существом и открываясь ему без остатка. Он чувствовал его нарастающую дрожь в каждом листе, каждой травинке, он сам становился лесом, возрождающимся к жизни и дарующим жизнь: пробивающимся сквозь земную толщу трепещущим первоцветом, расправляющим пушистые листья; вызывающе-дерзкой лещиной, украшающей нагие, безлистные ветви золотистыми серьгами; статным вязом, чьи длинные, мощные корни, приникая к подземным источникам, заставляют древесный сок бурлить и подниматься все выше и выше. И изливаясь на переплетенные корни, он уже не различал своего удовольствия и могучего содрогания лесной чащи.
Ричард мечтательно улыбается. Это был хороший сон. Возможно, сегодня ему приснится что-то настолько же волшебное.
***
Девятнадцать часов спустя он уже не так в этом уверен. На время съемок он избавляется от всех посторонних мыслей, но теперь, в тишине гостиничного номера, вновь наваливается непонятная тревога. Ричард со вздохом смотрит на блистер с двумя рядами разноцветных капсул, лежащий на прикроватном столике рядом с бутылкой минералки. Рутина, добрая душа, все выспрашивала сегодня, отчего у него такой хмурый вид. Стоило ему обмолвиться, что снится какая-то ерунда, как она сочувственно закивала, сообщила, что все это от нервов и, покопавшись в сумочке, вручила ему пачку таблеток: «Пару штук перед сном, и ты спишь, как младенец! Я всегда так делаю». Принимать успокоительное не хочется. Ложиться спать тоже.
Грэм, с которым он вечером созванивался по скайпу, поздравляя с участием в параде тартанов — «Ну что, продемонстрировал Большому Яблоку свою шотландскую гордость?» — только усмехнулся: «Виски, старина. Самое лучшее лекарство. Глотни на сон грядущий и ложись пораньше, а то я ж тебя знаю...»
Решившись, Ричард отодвигает таблетки и, достав из бара бутылку, наполняет стакан до краев.
***
Вода. Он под водой! Дна не видно, да Ричард и не смотрит вниз, только наверх. Но до поверхности почти так же далеко: сплошная зеленоватая толща воды, и она давит, мнет, сплющивает, как каменная плита. Выплыть! Скорее выплыть! В панике Ричард загребает руками, рвется всем телом вверх. Быстрее… Быстрее! Но все движения выходят плавными, замедленными, сглаживаясь сопротивлением воды. Он не успеет! Дышать нечем. Совсем нечем! Легкие уже начинает распирать от нехватки воздуха, а над головой все та же темно-зеленая масса, как будто он на самом дне глубокого колодца. Господи, НЕТ! Там, наверху, вода чуть светлее, там солнце и воздух... Воздух! Хотя бы глоток! Жжение в груди становится нестерпимым. Горло перехватывает спазмом, и глаза вылезают из орбит. Еще чуть-чуть... еще... О, господи... Все.
Все меркнет, и Ричард не в силах больше сдерживаться, позволяет телу сделать последний вдох. Вода заполняет его, и... ничего не происходит. Нет, не так — он перестает задыхаться. Он... он дышит! Дышит под водой. Она питает его кислородом не хуже воздуха, как будто он рыб... О, нет! Ричард опускает глаза. Ниже пояса его тело переходит в рыбий хвост, длинный и гибкий. Зеленоватая чешуя мягко серебрится, отливая перламутром. От каждого движения по ней пробегают неяркие искры, и колышется полупрозрачная вуаль плавников. Он должен признать, что это красиво. Ричард поднимает к лицу руки: как и следовало ожидать, между пальцами тонкие, просвечивающие перепонки. Наверняка есть и жабры, но проверять не хочется.
Придя в себя, Ричард осматривается. До поверхности не так уж и далеко — от силы футов десять, но туда совсем не тянет. Странно. Он всегда, сколько себя помнит, боялся глубины, но теперь, когда главный страх — утонуть — оказался несостоятельным, ему не хочется покидать этот удивительный мир. Совсем рядом, почти задевая его, проплывает стайка серебристых рыб. Метнувшись было в сторону, они одновременно разворачиваются, устремляясь вниз. Поколебавшись, Ричард направляется следом. Теперь, когда его не одолевает животный страх, оказывается, что достаточно легчайших движений рук или плавников. Он без усилий скользит в упругой, прохладной толще, и вода ему больше не враг, не смертельная опасность. Она обнимает его, обволакивает, принимает в себя, она снаружи и внутри, и это кажется на удивление правильным, как будто он плоть от плоти этой стихии.
Спустившись к самому дну, Ричард проплывает над колышущимся полем сине-зеленых водорослей, рассматривает зарывающихся в ил и снующих между камнями подводных обитателей. Они не бросаются наутек при его приближении, принимают его как равного, дают потрогать себя, плывут с ним рядом, сопровождая в путешествии по раскинувшемуся бесконечному простору...
Открыв глаза, Ричард не сразу понимает, что вокруг привычная воздушная атмосфера, а не зеленоватая морская вода. Он садится в постели и рывком откидывает одеяло. Ноги. Обычные человеческие ноги, с коленями и пятками. Пошевелив на всякий случай пальцами, он вздыхает и откидывается обратно. Нет, в следующий раз определенно надо будет принять успокоительное.
***
Запив две капсулы водой, Ричард еще минут пятнадцать бездумно пялится в экран лэптопа, пытаясь придумать остроумный комментарий к ехидному твиту Фуллера, но в голове ни единой мысли. Чувствуя, что глаза начинают слипаться, он выключает ноут и забирается в постель. Пожалуй, Рут была права, он давно уже не ощущал такого спокойствия и умиротворения. Как же хорошоооо...
С этой мыслью он открывает глаза, обнаруживая, что вокруг простирается залитая солнцем пустыня с выступающими пиками скал. Над песком дрожит горячее марево и только вдалеке, почти на пределе видимости можно различить что-то похожее на городские стены.
Во рту густой привкус крови. Она отдает солоноватой сладостью на языке, наполняет рот, смешиваясь со слюной, течет по подбородку. Вкусно. Оглянувшись, Ричард упирается взглядом в наполовину обглоданную тушу. Судя по уцелевшей оторванной руке — человеческую. Непонятно почему, это не вызывает ни ужаса, ни отвращения. Только приятное ощущение сытости и довольства. Улегшись поудобнее на горячем камне, он вытягивает лапы, принимаясь слизывать кровавые сгустки. Мррр... Покончив с умыванием, он с чувством выполненного долга вытягивается на скале, расправляет крылья, укрываясь от палящего зноя, и, смежив веки, окунается в блаженную дрему.
Будят его приближающиеся шаги. Ричард нехотя открывает глаза. Должно было пройти несколько часов, но солнце ни на волос не сдвинулось со своего места, зависнув в зените. На фоне чернеющих скал виднеется крошечная фигурка, шагающая через пустыню. Что ж, самое время перекусить. Человек приближается, и Ричарду чудится что-то знакомое в его лице, но он не может вспомнить, где он мог его видеть. Человек останавливается перед скалой и с вызовом вскидывает голову. Ричард поднимает бровь.
— Я хочу войти в город.
Ричард облизывается. В животе раздается громкое урчание.
— Тогда тебе придется отгадать мою загадку...
***
Недоуменно вертя головой, Ричард осознает наконец, что назойливую мелодию, выдернувшую его из сна, издает лежащий на столике телефон. Так. Похоже, успокоительным уже не отделаешься. Ли говорил, что у него есть знакомый психоаналитик, надо будет попросить его, чтобы устроил ему встречу, тихо, без лишнего шума. Дотянувшись до телефона, Ричард со вздохом смотрит на высветившийся на дисплее контакт. Ну конечно, кто еще может звонить в такое время?
— Привет, Рич! — голос агента неприлично бодр для этого времени суток. — Тут поступило очень заманчивое предложение. Я скинул тебе на почту, глянь, когда будет время. Рич?
— Уммм...
— Ох, прости! Я тебя разбудил?
— Не бери в голову, — Ричард трет пальцами глаза. — Я все равно собирался вставать. Так что за предложение?
— Обалденная штука. Тебе должно понравиться.
— Роль героя-любовника? — усмехается Ричард. В трубке раздается смех.
— Не до такой степени. Еще версии?
— Спецагент, спасающий человечество?
— И снова мимо.
— Герой-мутант со сверхспособностями?
— Уже теплее. Я тебе больше скажу: это не совсем человек.
Ричард кладет продолжающий трещать телефон на кровать и крепко сжимает виски. Крылатый хищник-убийца, рогатое божество, русал, зверюга-людоед... О, боже. Пожалуй, психоаналитик может подождать. Разве есть лучший способ проработать проблему, чем встретить ее лицом к лицу?
Название: Виски
Автор: Esthree
Бета: ritaritzy aka 009 сткглм
Размер: мини (1135 слов)
Фандом: РПС
Пейринг/Персонажи: Грэм МакТавиш/Ричард Армитидж
Категория: слэш
Жанр: повседневность
Рейтинг: NC-17
Примечание/Предупреждения:
Краткое содержание: Ребята бухают и ебутся.
Последняя сцена, которую предполагалось доснять в Коннемора, оборачивается полноценным рабочим днем: несмотря на пронизывающий влажный ветер с Атлантики, впервые за две недели облака начали расходиться, нет ни мороси, ни тумана — ни один вменяемый режиссер не упустит такую возможность. Ждать, пока Рич вернется со съемок, не так уж трудно, гораздо сложнее придумать, чем себя занять в предвкушении встречи после почти двухмесячного перерыва. Прогулявшись по прилегающим к отелю улицам, Грэм к своему удивлению обнаруживает в винной лавке приличный Гленфиддих — будет, чем отметить.Когда наконец объявляется караван заросших «паломников», они едва успевают переброситься парой слов, как О’Конор тянет всех в местный погребок за углом, где готовят «от такую Mairteoil ar Guinness!» — и следующий час остается наслаждаться терпким элем под нежное мясо и полными обещания взглядами, которые по-хорошему уставший и до неприличия довольный Рич бросает на него через стол.
Поднимаясь в номер, Грэм прикидывает, смогут ли они дотянуть до кровати, или стоит проверить на прочность хлипкую стенку, но едва за ними закрывается дверь, у Ричарда просыпается молчавший весь вечер сотовый.
— Разольешь пока? — Рич улыбается с извиняющимся видом, кивает на столик с перевернутыми бокалами и отходит к окну.
На столе подмигивает темным матовым боком красное бургундское. Ричард же так усердно старается быть культурным мальчиком: дорогое вино, вежливая улыбка, бесконечные комплименты коллегам и призывы «за мир во всем мире». В свое время Грэм порядком наслушался откровений о том, как Рич стесняется своего роста, фактуры, голоса, носа! — как боится ненароком обидеть собеседника. Учитывая, что сам Грэм выше как минимум на дюйм, на пару фунтов тяжелее, а наращенная за годы шкура — покрепче иной танковой брони, похоже, кое-кто пиздит, как дышит.
Он сдвигает в сторону бутылку, достает из сумки виски и оглядывается в поисках стаканов. Попрощавшись, Ричард убирает телефон, оборачивается и вопросительно вздергивает бровь.
— Будешь пить свой деликатес долгими одинокими вечерами, когда я уеду, — ухмыляется Грэм.
— Опрометчиво было рассчитывать, что ты оценишь насыщенный фруктовый аромат с древесным оттенком и бархатное послевкусие с нюансами шоколада и дымными нотками.
— Расскажи это свое маме. — Грэм наливает на два пальца и вручает один стакан Ричарду. — Вот это настоящий фруктовый аромат с нотками дуба, ммм... Я уже чувствую, как он обволакивает нёбо пряным медом и раскрывается темным шоколадом с привкусом корицы. Твое здоровье!
— И торфа. — Ричард смакует виски, и глаза у него смеются.
— Угу, твои любимые «дымные нотки». Чтоб англичане понимали в правильном скотче.
— Боюсь, я не распробовал, — Ричард улыбается, устраиваясь на кровати, и протягивает стакан.
Грэм не торопясь допивает и наливает по второй, откидываясь в кресле. Полузабытое ощущение возвращается, подогревая изнутри не хуже брендового сингл молта: они перебрасываются вопросами и шутками, подхватывая незаконченные фразы, как будто гоняют по столу шарик пинг-понга. Рич взахлеб говорит о норовистом скакуне, который чуть не затащил его на полном скаку в болото, о том, как специально выяснял произношение слов для своего нормандца — Грэм складывается пополам от хохота, когда Рич пытается пафосно изобразить что-то на якобы старофранцузском — забрасывает его вопросами о дочках, тренировках, о рекламной компании Крида, поминая недобрым словом плотный график конов и конвенций...
Вторая бутылка едва начата, и Грэм внезапно обнаруживает, что объясняет гаэльский — непристойный, конечно же — анекдот с непереводимой игрой слов, а Рич жадно блестит глазами поверх плещущего в стакане темного янтаря и, высунув кончик языка, проводит им по губам. Привычный, безотчетный жест — типичный признак задумчивости или легкого волнения, внезапно кажется нарочито медленным, почти непристойным в своей чувственности.
Полупустой стакан в руке мешает, и Грэм тянется его поставить. Решивший вытянуть затекшие ноги Ричард задевает единственную ножку стола, едва не свернув его на бок. Каким-то чудом они успевают подхватить его в последний момент, спасая недопитый виски и вино Ричарда от бесславной гибели на лакированных досках пола. С тяжелым стуком соскальзывает массивная стеклянная пепельница, и стакан Грэма катится, расплескивая содержимое. Но это уже неважно, когда они валятся на кровать, и его руки наконец-то полны Ричем, а обжигающий привкус восемнадцатилетнего скотча тает, проигрывая сравнение со вкусом губ англичанина сорокатрехлетней выдержки.
Ричард прижимается к нему и глухо рычит, впиваясь в его рот, прикусывает шею, запускает руки под пуловер — да снимаю, уже, снимаю! — и щекотно тычется носом подмышку, заставляя Грэма пьяно хихикнуть. Он отпихивает Рича и принимается с его активной помощью стаскивать с него одежду, так что через минуту на том в лучших традициях гей-порно остаются только носки: ярко-оранжевые в черную крапинку. Грэм утыкается Ричарду в живот, содрогаясь в конвульсиях от хохота, но когда Ричард, задыхаясь от смеха, порывается их снять, перехватывает его руки.
— Нет, оставь!
— Блядский виски.
Ричард жмурится, вытягиваясь на постели. Грэм ухмыляется и устраивается сверху, наслаждаясь прикосновением кожи к коже, ведет ладонью по отросшим волоскам на груди, на животе, спускаясь туда, где член Ричарда недвусмысленно упирается в его обтянутое джинсами бедро, оставляя влажный след. Будь на нем сейчас килт, все было бы проще...
— Это секретное шотландское оружие, не знал? Придумано специально... чтобы английские джентльмены вели себя...
— Как озабоченные пидорасы?
— Как нормальные люди. Озабоченные пидорасы вы и так. Хэй!
Получив тычок под ребра, Грэм заваливается набок и сползает с кровати.
— Я сейчас.
Торопливо скинув оставшуюся одежду, он наклоняется к сумке и нашаривает в боковом кармане лубрикант. За спиной раздается скрип, шаги, и тяжелая ладонь сочно хлопает его по заду, стискивая ягодицу. Грэм разворачивается, Ричард, успевший все-таки избавиться от носков, пошатывается и, пытаясь удержать равновесие, хватается за него, повалив в кресло. Грэму даже не удается ничего сказать — Ричард оказывается у него на коленях, пригвоздив к месту своими ста восьмьюдесятью фунтами; кресло протестующе скрипит, но выдерживает двойной вес.
Спустя два месяца — почти как в первый раз, и Грэм прикусывает щеку, терпеливо растягивая тугие мыщцы, впихивая один палец, второй, третий. Рич утыкается ему в сгиб плеча, вздрагивая всем телом. От него пахнет чертовым ирландским туманом и лесной сыростью, и Грэм ловит себя на мысли, что хотел бы вылить на него виски и слизывать его с солоноватой от пота кожи... Поддаваясь внезапному искушению, он добавляет четвертый палец, так что кажется — мышцы сейчас треснут от натяжения. Ричард что-то неразборчиво стонет и кусает его в плечо, прижимаясь теснее. Вынув пальцы, Грэм поддерживает его за бедра, когда тот опускается на его член и начинает двигаться вверх и вниз — медленно, потом все быстрее и быстрее, как будто скачет на том самом породистом жеребце. Грэм наклоняется вперед, проводит носом по редким волоскам на груди, прихватывает губами сосок, ловя загнанное дыхание над головой. Он смыкает пальцы на члене Ричарда, и когда тот кончает от пары резких движений, сжимая его в себе, перед глазами все плывет, и вовсе не виски тому виной.
— В душ?
Добравшись вслед за Ричем до кровати, Грэм потирает поясницу — все-таки такие упражнения похлеще тренажеров — и падает навзничь. Ричард лежит с закрытыми глазами, обнимая подушку, из-под которой кокетливо выглядывает невесть как попавший туда оранжевый носок.
— Угу. Сейчас.
Вздохнув, Грэм натягивает на них одеяло. Душ может подождать и до утра. Перспектива секса под упругими струями горячей воды кажется все более привлекательной, тем более, что никто не может сказать с уверенностью, когда состоится следующая встреча. А оставшегося скотча как раз хватит на то, чтобы облить Рича целиком, добавляя к изысканному букету неповторимую, «английскую» нотку.
А вот вторая часть эксперимента оказалась более удачной ))) Я наконец попробовала себя в качестве виддера. Не могу сказать, что совсем все получилось, но в целом я довольна. Пока на вимео, но постараюсь на днях залить еще и на ютьюб.
Название: Воины
Форма: клип
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит, другие гномы
Исходники: музыка: Manowar - «Warriors of the world united»; видео: трилогия «The Hobbit»
Продолжительность и вес: 03:43, 137 МБ
Название: Меркантильная особа
Форма: клип
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит/Трандуил, Бард/Трандуил, Гендальф/Трандуил, намек на Смауг/Трандуил
Исходники: музыка: Madonna - «Material Girl» - перевод текста; видео: трилогия «The Hobbit»; доп.материалы к трилогии; арт от brilcrist
Продолжительность и вес: 03:09, 116 МБ
Примечание/Предупреждения: Трандуил любит развлекаться, но бусики любит больше.
Меркантильная особа from stkglm on Vimeo.
А еще было вот это ))
Было очень весело, я вспомнила детство и уроки труда в начальной школе и слепила варга (точнее двух), и сварила из протезного желатина кишки (они, кстати, сладкие и вкусно пахнут карамелькой))), а Ларс как принцесса Элоиза в электричке дошивала гномам скатки ))) Потом мы отправились на съемки, где я чуть не заблудилась в
И я подозреваю, что это не последняя наша совместная работа )))
Посмотреть можно здесь dworin.diary.ru/p206607860.htm
-
-
07.11.2015 в 20:18-
-
07.11.2015 в 20:30-
-
07.11.2015 в 20:36-
-
08.11.2015 в 03:41Можно к вам обоим вопрос от существа, которое никогда не было ни воином, ни знатоком их жизни, в том числе в гномском воплощении? - Почему гномы НЕ используют отравленное оружие? И почему не проводят тотальный геноцид, когда орки ослаблены? И почему Торин не расчленил Азога, когда тот был поврежден, и дал ему уйти?
Я просто немножко читал, как воюют слабые... это отвратительно в своей подлой эффективности. Почему гномы не используют такие же методы? - Мужественные и сильные? И в итоге орки возвращаются всегда?
-
-
08.11.2015 в 07:30А вот РПФ мне даже читать неловко как-то.
-
-
08.11.2015 в 10:26vilranen, спасибо, нам с Ларс очень приятно
А в РПФ и РПС есть обалденные вещи и я люблю их читать, но вот писать - увы. Блок стоит намертво, и нафиг его трогать, как я поняла ))
Yu Rei, спасибо
А что касается твоих вопросов... Я тоже не воин и не знаток, но во-первых, что касается отравленного оружия, в каноне про него не сказано даже, что орки его используют (хотя кажется логичным, да). Это только в фильме мы слышим про моргульскую стрелу (чем ее отравили-то? Саурон на нее плюнул? что за бред). Для использования ядовитых составов нужно хорошо разбираться в ядах растительного (ну или животного) происхождения, уметь их добывать и готовить. Насчет орков не знаю, а гномы большей частью не по ботанике были, и травники у них скорее редкость, учитывая их иммунитет и стойкость к болезням. Да и просто, кажется мне, это было бы противно гномьей натуре - свое родное оружие, любовно наточенное и начищенное, обмазывать всякой дрянью. Опять-таки мало какое оружие у них носится в ножнах - а значит либо применять непосредственно перед боем, либо есть шанс, что сам или кто-то случайно поранится, или яд сотрется и потеряет свою силу. В общем, гномам это и не нужно - у них ставка на мастерство, выучку, силу, ловкость, выносливость и командное взаимодействие. А еще у них механика крутая, как мы видим )))
Азога Торин добить просто не успел, как я понимаю. Он был уже изрядно измотан, а того быстро подхватили и увели. По книге, кстати, Даин его добил, но всех орков все равно не уничтожили - часть бежала, а гномы тоже потеряли треть войска, многие были ранены, и им было не до того, чтобы орков преследовать.
Опять же, в битве могли участвовать не все орки. Вот в БПВ их били-били, а через 50 лет они в Мории снова раз - и расплодились )))
-
-
08.11.2015 в 11:41в плане видения
-
-
08.11.2015 в 12:29-
-
08.11.2015 в 13:01-
-
08.11.2015 в 13:59-
-
08.11.2015 в 14:11у меня искаженное восприятие этих людей тоже
-
-
08.11.2015 в 18:18Но рпф - это в любом случае АУ, просто у некоторых авторов есть прекрасная фантазия, которая им позволяет все это представить, а у других, типа меня с фантазией плоховато ))
-
-
08.11.2015 в 18:23Но рпф - это в любом случае АУ, просто у некоторых авторов есть прекрасная фантазия, которая им позволяет все это представить, а у других, типа меня с фантазией плоховато ))
ты хочешь это обсудить?)))
-
-
08.11.2015 в 19:07-
-
08.11.2015 в 19:17-
-
08.11.2015 в 21:09-
-
08.11.2015 в 21:21-
-
09.11.2015 в 20:42А мне НРАВИТСЯ!
ты слишком к себе критична
-
-
09.11.2015 в 21:06