Автор: mainecoon76
Название: Снежная пыль
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, AU, мистика, ангст, экшн
Персонажи: Торин, Двалин, Балин, Бильбо, остальные.
Пейринг: Дворин
Описание: Почти восемьдесят лет назад Двалину стало известно о трагической судьбе, уготованной тем, кто ему дорог. Их поход к Эребору подходит к концу, и он понимает, что времени уже не остается. Он готов бороться изо всех сил, чтобы отвести нависшую угрозу. Но он никогда не предполагал, что эта борьба заставит его пойти против собственных представлений о чести и верности.
Третья часть серии.
Первая часть
Вторая часть
Зарисовка к третьей части
части 1 и 2
часть 3/6
UPD! часть 4/6
Название: Снежная пыль
Рейтинг: PG-13
Жанры: слэш, AU, мистика, ангст, экшн
Персонажи: Торин, Двалин, Балин, Бильбо, остальные.
Пейринг: Дворин
Описание: Почти восемьдесят лет назад Двалину стало известно о трагической судьбе, уготованной тем, кто ему дорог. Их поход к Эребору подходит к концу, и он понимает, что времени уже не остается. Он готов бороться изо всех сил, чтобы отвести нависшую угрозу. Но он никогда не предполагал, что эта борьба заставит его пойти против собственных представлений о чести и верности.
Третья часть серии.
Первая часть
Вторая часть
Зарисовка к третьей части
части 1 и 2
часть 3/6
Когда они возвращаются к остальным, Торина нигде не видно, и Двалин чувствует облегчение. Балин как ни в чем не бывало рассуждает о запасах продовольствия и восстановительных работах. Кажется, что его ничуть не волнует тот факт, что он принимает непосредственное участие в заговоре против их короля и близкого друга. По крайней мере, он недрогнувшей рукой подписал послание к Даину, со строгим наказом не атаковать армии неприятеля, держаться на безопасном расстоянии и ждать дальнейших указаний.
Само по себе это письмо – доказательство их измены, и Двалин понятия не имеет, как Балин собирается оправдываться, когда все всплывет. Но сейчас это даст им время. Они несколько раз встречались с кузеном Даином после исхода из Эребора. Он здравомыслящий гном, и он знает, что Балин - доверенный советник Торина. Он не станет вставать у них на пути.
К несчастью, это лишь меньшая из их забот. Им еще предстоит договориться с противниками, которые пока что не проявляют готовности пойти на уступки. А договор должен быть настолько выгоден Торину, чтобы он закрыл глаза на то, что он заключен за его спиной. Все складывается против них, и Двалину хочется сказать брату, что это чистое безумие, но он сам все это затеял, и ему, как никому другому известно, что альтернативой является война.
Балин выглядит более спокойным и сосредоточенным, чем во все время их пребывания в Эреборе. Он с новыми силами набрасывается на гору золота, и Двалин знает: это потому, что рутинная задача дает его брату возможность все как следует обдумать и выработать план.
Отвлекать его сейчас не стоит, так что Двалин присоединяется к Бофуру и Дори. Сегодня они расчищают проходы от обломков и ремонтируют лестничные полеты. Они работают молча, но эта тишина не тяготит, скорее успокаивает. Бильбо ненадолго заглядывает к ним посмотреть, как идут дела, и Двалин коротко кивает ему, не отрываясь от работы. Вероятно, Бильбо пришел с ним поговорить, но он не хочет привлекать излишнее внимание. Не сейчас, когда Торин и так подозревает его в измене. В следующий раз когда он поднимает голову, Бильбо уже нигде нет.
К вечеру весь отряд собирается у очага, но Торин так и не появляется за ужином, и никто из них не осмеливается это прокомментировать. Даже дурацкий, действующий на нервы оптимизм Бофура, кажется, испарился, и глядя на его хмурую физиономию, Двалин ловит себя на том, что ему не хватает этой жизнерадостности. Бильбо сидит рядом, бледный и растерянный. Он отмахивается от куска сухаря, который протягивает ему Бофур. Ори откинулся на плечо Дори, находя успокоение в близости старшего брата. Когда Двалин находит глазами Фили, то замечает, что тот смотрит на него с явным беспокойством. Двалин пожимает плечами, и Фили упрямо стискивает челюсти. Хлопнув брата по плечу, он поднимается и уходит, но вскоре возвращается с разочарованным видом.
Двалин дожидается, пока все улягутся спать, и отправляется на поиски сам. Впорочем, долго искать не приходится. Торин стоит в тени, прислонившись к колонне в дальней части сокровищницы, скрестив руки на груди и озирая раскинувшиеся груды золота. Со своего места Двалин не может различить выражение его лица, а сам Торин никак не показывает, что знает о его присутствии, хотя он должен был слышать шаги. Что ж, видимо, это то, чего он заслуживает. Двалин еще какое-то время стоит там, глядя на Торина, но слова не идут на ум. Он поворачивается и уходит прочь.
- Завтра, - понизив голос, говорит Балин, когда Двалин вытягивается на полу рядом с ним. – Я поговорю с Бардом завтра. Он кажется самым рассудительным из них. Но он не должен знать, что мы представляем не весь отряд.
Двалин с ворчанием сворачивает мех, укладывая его под голову.
- Он тоже может получить свою выгоду, - воодушевленно продолжает Балин, и Двалин удивленно поворачивает голову. – Мы обещали, что поможем восстановить Дейл. Ты помнишь Дейл, Двалин?
- Немного, - Двалин хмурит брови, воскрешая в памяти узкие улочки и ровные мостовые, людских торговцев в нарядных одеждах, лавочки и рынки, где продавали всякую снедь, ткани, фарфор и Махал знает что еще. – Должно быть, он был очень красивым.
- Ты прав. Был. – Балин задумчиво кивает. - И может стать им снова.
Он поворачивается на спину и закрывает глаза. Двалин лежит, уставившись в темноту, и убеждает себя, что еще есть надежда.
Армии их противников многочисленны. Сотни людей и эльфов раскинули лагерь у подножия горы, блокируя подход к воротам и пути в Озерный город и Лихолесье. Двалин наблюдает за ними с небольшого балкона, выдолбленного глубоко в скале, пытаясь подсчитать, сколько воинов им потребуется для сражения, если план Балина провалится, и где им лучше расположиться. Снег тихо падает с затянутого серой пеленой неба, и дороги, палатки и вся пустошь уже укрыты тонким белым покровом. В лагере тихо, нет привычной суеты, предвещающей подготовку к боевым действиям. Они не знают о том, что гномья армия под командованием Даина в любой момент может показаться на горизонте. Их ничего не сдерживает кроме послания Балина. Это будет резня, подобно которой все три народа не видели уже много веков, и снежное покрывало будет усеяно красными пятнами.
Нахуй нам нужны силы тьмы, - с горечью думает Двалин. – К барлогам сказки про орков, гоблинов и троллей. Все что нужно – это гора, набитая гномьим золотом, и союзники утопят всех в крови.
Со стороны двери раздается шорох, и тяжелые шаги свидетельствуют о том, что его уединение нарушено. Он не оборачивается, и Торин, не говоря ни слова, проходит мимо и останавливается, облокотившись о перила.
Повисает напряженная тишина, и Двалин не знает, как ее нарушить.
- Ты сказал, что мы погибнем, - Торин смотрит в сторону вражеского лагеря невидящим взглядом. – Откуда ты знаешь?
- Я не знаю. – Двалин прислоняется к стене, сложив руки на груди. – В бою всякое может случиться.
- Ты сказал это дважды. Про меня и мальчишек. И Балина, в первый раз ты его тоже упомянул. Ты знаешь.
Воздух кажется таким плотным, что его можно резать ножом. Торин оборачивается, нахмурившись.
- Не спрашивай, - говорит Двалин, повторяя то, о чем просил много лет назад, и это похоже на отчаянную мольбу.
- Но я спрашиваю. – Торин замолкает, и Двалин видит, как белеют его пальцы, сжимающие перила. – Я должен был спросить еще тогда. Ты скрываешь что-то, Двалин, я знаю. Я должен знать, почему. – Он делает глубокий вздох и тихо добавляет, - Прошу тебя.
И Двалин не может ему отказать. Торин мог бы приказать ему, мог потребовать ответа, обрушив на него праведный гнев, но, в конечном итоге, именно тихая просьба отчаявшегося гнома рушит барьеры, за которыми он скрывал правду все эти восемьдесят лет. Они стоят здесь посреди обломков мечты и руин, в которые превратилась их многолетняя дружба. Ничего не осталось кроме правды.
- Вили показал мне. – Слова камнем срываются у него с языка, и ему сразу же хочется взять их обратно. – В тот день, когда он умер. Он просил меня спасти вам жизнь. Я пытался все это время.
Повисает долгая тишина. Двалин терпеливо ждет. Наконец, Торин недоверчиво качает головой.
- Все это время, - повторяет он с удивительным спокойствием, и у Двалина сжимается сердце. – Все эти годы. Почему ты никогда не говорил мне?
- И какой от этого прок?
Торин горько усмехается и снова качает головой.
- Какой от этого прок сейчас? - зло спрашивает Двалин. – Теперь ты видишь, почему я сделаю все, чтобы не позволить тебе развязать войну? Теперь, когда ты знаешь, это что-нибудь изменит?
- Чего ты от меня ждешь? – рявкает Торин. – Чтобы я ползал перед ними, умоляя о мире? Чтобы бросил наше наследие этим поганым псам? Если бы только мы нашли Аркенстон…
Вся многолетняя выдержка летит к хренам, и дикая ярость захлестывает Двалина с головой.
- Это ничего не изменит, Торин! – ревет он в ответ. – Ничего, слышишь? Все равно будет бой! Ты все равно погибнешь!
- И что с того? – Торин срывается в крик. – Что у меня осталось? Мое королевство лежит в руинах! Аркенстон потерян, мои враги смеются мне в лицо, а друзья сговариваются за спиной!
- Торин…
- Скрывая правду восемьдесят лет…
- Я пытался защитить тебя!
- Я не нуждаюсь в твоей защите!
Двалин отшатывается, как от удара.
- Это неправда, - глухо говорит он. – Я же всегда… всегда…
Замолчав, он поднимает глаза на друга. Торин тяжело дышит, не отводя взгляда.
Двалин откидывается на стену, надеясь, что поза выглядит достаточно непринужденной, хотя на самом деле его не держат ноги.
- Хорошо. Тебе плевать на себя, - он горько усмехается. – Сдохнуть не терпится, да? Вперед.
- Да как ты смеешь…
- Но подумай хотя бы о парнях, ты ведь и их жизнями играешь. Подумай о моем брате. И что мне прикажешь сказать твоей сестре, когда я вернусь один?
Торин молчит.
Наконец он отворачивается, уперевшись локтями в парапет, и утыкается лицом в ладони. Двалин не знает, что ему делать. Ему хочется зашвырнуть Аркенстон в самую глубокую шахту, чтобы его никогда не нашли. Хочется стереть вражескую армию в порошок взмахом руки, или повернуть время вспять и проснуться в скромных покоях в Синих Горах, держа в объятиях горячее тело, вдыхая знакомый запах пота и близости.
Но он всего лишь воин. Он должен был знать заранее, что невозможно изменить судьбу.
Разожженная страхом, отчаянием и яростью, вспыхивает мысль, которую он держал внутри больше сотни лет. Слова, которые никогда не осмеливался произнести вслух. И сейчас может быть последний шанс сказать их и быть услышанным.
- Я люблю тебя, - говорит он тихо. – Я не могу тебя потерять. Обещай, что не оставишь меня.
Это проще, чем он думал. Возможно, ему стоило сказать это раньше. А может, это вообще не имеет значения, потому что они оба это знают уже больше ста лет.
Торин долго молчит. Наконец, он поднимает голову и смотрит на Двалина. На его лице усталость и печаль. И никакого удивления.
- Я не могу этого обещать, - возражает он. – Ты знаешь.
- Пообещай, что постараешься, - оттолкнувшись от стены, Двалин делает шаг вперед. – Я же обещал.
Торин заглядывает ему в глаза и, помедлив, кивает.
- Хорошо. Это я обещаю.
Он прислоняется к Двалину, и тот утыкается лицом в густые черные кудри, а потом Торин поворачивает голову, накрывая его губы своими. Он ухватывает Двалина за волосы, пропихивая язык ему в рот, и Двалин прижимает его крепче, чувствуя его жар через все слои ткани и меха. Они давно не целовались вот так – страстно, отчаянно, сгорая от желания, и Двалин думает, что если мир рухнет в эту самую минуту, это будет не самым плохим концом.
За поворотом раздаются торопливые шаги, и они отрываются друг от друга. Кили выбегает к ним навстречу, едва не споткнувшись.
- Дядя! – выдыхает он, потом замечает их и останавливается. – Прошу прощения. Но ворон принес новости. Я даже не знал, что ты его посылал, но он вернулся… Тебе нужно срочно придти.
- Даин прибудет только к ночи, - Торин хмурит брови, не понимая, о каком вороне идет речь. Он так и не знает о том, что Балин отправил послание их кузену. Двалин опускает взгляд. – Я уже знаю, Кили.
- Нет, - темные волосы Кили взлетают, когда он отчаянно трясет головой. – Не Даин, дядя. Орки. Тысячи орков меньше, чем в дне пути. – Он останавливается, чтобы отдышаться. В его глазах плещется ужас. – Азог ведет армию на Эребор.
Торин никогда не был блестящим политиком: он слишком вспыльчив и упрям. Он был благоразумным и уважаемым правителем в Эред Луин, но наиболее деликатные вопросы обычно поручались Балину и Дис. Сейчас же у них нет выбора, и новопровозглашенный Король-под-Горой в парадном облачении просит принять его в шатре эльфийского короля, тот самом, что разбит здесь для того, чтобы вынудить его сдаться. Двалин следует за ним вместе с братом, в сверкающих до блеска доспехах, и чувствует себя не в своей тарелке из-за отсутствия оружия, неуместного на дипломатической встрече.
По крайней мере, эльф выглядит удивленным. Он встает, словно переливаясь из одного положения в другое, как они это умеют, в то время как остальные просто пялятся на них, будто увидели призраков. Двалин узнает наглого эльфеныша, который присвоил Оркрист, и двух белобрысых телохранителей из королевской гвардии. Лодочник Бард сидит рядом с королем, вместе с еще одним человеком в потрепанной одежде, по-видимому, воином. С другой стороны расположился Гэндальф. На его лице несколько синяков, но в целом, он выглядит невредимым.
- Какая неожиданность, - ровно произносит Трандуил, и его поклон настолько небрежен, что его можно считать оскорблением. Торин предпочитает и вовсе обойтись без поклона. – Торин Дубощит собственной персоной удостоил нас своим присутствием. Чем обязаны?
Он обращается к Торину, не используя титул, и это еще одно проявление неуважения, но Торин лишь нетерпеливо встряхивает головой.
- У меня нет времени на любезности, - рычит он. – Гэндальф. Что здесь происходит?
- Я веду переговоры, - сообщает маг, поднимаясь с места. Он собирается было подойти к ним, но останавливается, взглянув на Барда. – В том числе и ради тебя. Торин, я не могу выразить, как я рад видеть тебя и твоих спутников живыми и невредимыми.
- Некоторые из нас хотели бы услышать то же о тебе, - хмурится Балин. Сам Двалин бы выразился отнюдь не так вежливо. Маг вздыхает.
- Меня задержали, - говорит он извиняющимся тоном. – И мне, в самом деле, жаль, что я не смог придти вам на помощь. Но я прибыл с недобрыми вестями, а проход к горе был уже закрыт. Я счел первоочередным убедить все стороны придти к компромиссу.
Торин окидывает собравшихся сердитым взглядом, и лодочник вскакивает с места.
- Что, по-твоему, мы должны были сделать? Пропустить мага, чтобы он помог тебе?
- Как ты мог заметить, я делаю все возможное, чтобы избежать кровопролития, - возражает Гэндальф.
- Хватит! – рявкает Торин, и его глубокий голос звучит с такой силой, что все взгляды обращаются к нему. Он стоит, горделиво выпрямившись, в сияющих доспехах деда, увенчанный эреборской короной, и на какое-то мгновение Двалин видит перед собой Трора – когда он еще был могущественным и справедливым владыкой.
- Я получил сведения, что к следующему утру эти земли будут наводнены орками, - объявляет он. – Я пришел просить вас помочь нам, или уйти отсюда.
В наступившей тишине можно было бы услышать, как иголка падает на пол.
Гэндальф первым приходит в себя. Тяжело вздохнув, он опускается на стул.
- Значит, уже началось, - медленно говорит он. – Эребор будет первым местом предстоящей битвы. Я надеялся, что у нас больше времени.
- Они не станут атаковать хорошо защищенную крепость, - возражает эльфийский король. – Для этого потребуется огромное войско. Последнее время они скапливают силы, но не в таком количестве…
- Это именно то, что я пытаюсь вам сказать, - перебивает его Гэндальф. – Я был в Дол Гулдуре. Я видел их своими глазами, и если бы не Владычица Лориэна, я бы оттуда не выбрался. Они собирают армию, достаточную, чтобы захватить все Средиземье.
В шатре снова воцаряется тишина. Двалин вспоминает легенды, которые родители рассказывали ему в детстве - о темных временах, когда в мире было полно прислужников зла. В этих рассказах говорилось о страшной крепости и чудовищной битве, а еще о волшебном кольце. Все это казалось захватывающим юному гному, которому посчастливилось жить спустя почти три тысячи лет после этих событий, но сейчас по спине у него струится холодный пот. Торин поворачивается к нему, и Двалин знает, что он тоже вспомнил эти легенды. Его глаза кажутся темными в полумраке, и Двалин с трудом подавляет желание дотронуться до его руки.
Голос Балина, нарушающий всеобщее молчание, спокоен как всегда.
- Мы будем благодарны за любое содействие.
- Содействие? – Бард переводит недоверчивый взглядом на мага и обратно на Балина. – Вы даже не собирались заплатить нам за ту помощь, что мы вам оказали, не говоря уже про жертвы и разрушения, которые обрушились на нас по вашей вине. А теперь вы ждете, что мы будет рисковать своими жизнями в вашей битве?
- Ты молод, наследник Гириона, - отвечает маг. – Человеческая жизнь коротка, и ты понятия не имеешь о той силе, против которой мы должны объединиться. Это не гномья битва, Бард. Полчища орков не остановятся, захватив Эребор. Следующим будет Эсгарот, а затем Лихолесье.
Он поворачивается к Трандуилу, потом к Торину. Двалину приходит в голову, что, возможно, в его взгляде заключена какая-то магическая сила убеждения, но раз уж это работает в их пользу, он не собирается жаловаться.
- Вы должны выступить все вместе, - объявляет маг, и Двалин никогда не слышал, чтобы он говорил с такой настойчивостью. – Или вы погибнете, мы все погибнем. Ты знаешь, чему мы противостоим, Лесной Король. Ты помнишь.
Эльф опускается на свое место. Его лицо кажется жуткой белой маской, а холодные глаза устремлены на мага, но смотрят сквозь него, как будто он видит тени прошлого, тот неописуемый ужас, который должен был остаться навечно погребенным во мраке. Наконец, он медленно кивает.
- Да будет так, - ровно произносит он. – Можешь рассчитывать на наши мечи и луки, Подгорный Король.
Торин напрягается, и Двалин кладет руку ему на спину. Он знает, что ему это нравится не больше, чем самому Двалину. Никто не может гарантировать, что эльфы не повернут прочь, как это было раньше, но сражаться вместе с ними все же лучше, чем сражаться против них, когда на горизонте вот-вот появятся орки.
Овладев собой, Торин отвечает формальным поклоном.
- Благодарю тебя, - коротко произносит он.
Все поворачиваются к человеку. Бард теребит рукав рубахи, не поднимая глаз.
- Ты прав, Гэндальф - заявляет он. – Я не понимаю. Но, кажется, у меня нет выбора, кроме как довериться тебе. Мы останемся.
- Благодарю, - повторяет Торин, и на этот раз его слова звучат более искренно.
- В старые времена людей из Дейла и народ Одинокой Горы связывал союз, - добавляет Балин. – Теперь мы снова вместе. Так, как это должно быть.
- Что касается сокровищ, - продолжает Торин, и его голос звучит резче, - сейчас не время это обсуждать, но у меня есть просьба, и я заплачу по-королевски тому, кто сможет ее выполнить.
Несколько часов спустя Двалин возвращается в Эребор. Ему не хочется оставлять Торина, когда он в таком настроении, посреди лагеря, который может в любую минуту вновь оказаться враждебным. Но Балин с ним, и Даин присоединился к переговорам вскоре после прибытия. Похоже, общая угроза заставила все стороны на время позабыть о личной неприязни. Когда Двалин уходил, они обсуждали стратегию и тактику боя, передвигая монеты и щепки на походном столе вокруг Одинокой Горы, роль которой выполнял мешочек с целебными травами, принадлежащий Трандуилу. Но от стратегии мало толку, если оружие не будет наточено, а воины – подготовлены, так что Двалин решает заняться необходимыми приготовлениями. Он ведет отряд в обширную оружейную, где хранились доспехи и оружие эреборских воинов, и под его пристальным взглядом они подбирают себе подходящее снаряжение.
Очищая найденные вещи от пыли, они обсуждают разные стили и приемы боя, но Двалин не участвует в общем разговоре. Новости, которые принес маг, не дают ему покоя, и ужас происходящего обрушивается на плечи тяжким грузом. Они и раньше слышали, что темные силы просыпаются, да и орки преследовали их в течение всего похода, но никогда прежде угроза не ощущалась настолько реальной. Пожалуй, только теперь он понимает всю правду: у него не было ни единого шанса.
Сколько бы он ни пытался, что бы ни делал, судьба, в конце концов, переиграла его, и сражения не миновать. Оно унесет жизни тех, кого он любит, как он и боялся все эти годы с тех самых пор, как погибший друг открыл ему будущее, которое, как он думал, сможет изменить, если только будет стараться изо всех сил.
Они сделают все, чтобы спасти парней. Фили станет прекрасным королем, несмотря на свой возраст. Он воспринял приказ Торина не лезть в гущу битвы спокойнее, чем брат, который до сих пор дуется на дядю. Если удастся уберечь хотя бы их, его усилия не будут напрасными. Это единственное, на что он надеется.
Наблюдая за суетной подготовкой, Двалин замечает, что одного члена отряда не хватает. Бильбо нигде не видно, и, убедившись, что выбранные им парные топоры заточены как следует, он отправляется на поиски.
Он обнаруживает хоббита на стене над воротами. Бильбо сидит на каменной лавке, кутаясь в старый меховой плащ, так что видны только голова и рука с трубкой. Густой приятный аромат наполняет воздух, и Бильбо поднимает глаза, заслышав его приближение.
- Мне хотелось подышать воздухом, - поясняет он. – Добрый вечер, господин гном. Не желаете ли выкурить трубочку?
Двалин открывает было рот, чтобы напомнить ему о первоочередных делах, но, подумав, закрывает его. Возможно, это их последняя ночь. Почему бы и не покурить.
Он садится рядом с хоббитом, и Бильбо протягивает ему кисет.
- Старый Тоби, - говорит он. – Самый лучший табак в Шире. Ничто так не успокаивает нервы. Ты обязательно должен попробовать.
Он сильно отличается от крепкого, смолистого табака, который обычно курят гномы, но Двалин не против. Они довольно долго сидят в тишине, посматривая на огни раскинувшегося внизу лагеря, сияющие на небе звезды и сверкающие снежинки, поднятые с поверхности порывом ветра.
- Армия орков появится до полудня, - говорит Двалин. – Тебе стоит держаться поближе к эльфийским лучниками, это самое безопасное место. Если гору захватят, из нее не выбраться.
Бильбо медленно кивает.
- Я знаю. Все наши усилия оказались ни к чему. Все равно будет битва, хотя, должен признать, это уже не наша вина. Но как бы я хотел, чтобы можно было что-то сделать.
Двалин невесело усмехается.
- Ты не представляешь, чего я только ни делал. Если бы было возможно изменить судьбу… - он обрывает сам себя, стискивая зубы. Он не станет делиться этим с чужаком.
- Может, ты уже изменил.
Взгляд Бильбо устремлен не на него, а куда-то вдаль.
- Знаешь, хоббиты – простой народ. Мы ценим то, что делает жизнь приятнее: хорошая еда, веселая песня, - он поводит рукой с зажатой в ней трубкой. – Иногда эти мелочи имеют значение. Мой отец любил рассказывать мне, как одним зимним утром он собирался посидеть на скамейке в саду. Это было действительно замечательное утро, не то, что сейчас, ну, ты понимаешь – ясное небо, и солнце, греющее настолько, насколько это возможно в середине зимы. И мой батюшка ничего так не хотел, как посидеть на скамейке с трубкой и хорошей книгой, наслаждаясь прекрасной погодой.
Бильбо замолкает, чтобы затянуться. Двалина подмывает сказать ему, что он не в настроении выслушивать семейные предания, но завтра они могут погибнуть, а рассказ, по-видимому, важен для Бильбо, так что он оставляет свои мысли при себе.
- Но скамейка была припорошена снегом, - продолжает хоббит, - а когда он смахнул его, остались мокрые следы. Мой отец был практичным хоббитом, он пошел на кухню за полотенцем, но, проходя мимо кладовой, вспомнил, что мука почти закончилась, и он мог бы сходить за ней прямо сейчас, чтобы испечь оладьи с яблоками к третьему завтраку. Так что он отправился на рынок, и там в лавке у бакалейщика Хильда Гэмджи, любимая тетушка моего садовника - он всегда так расхваливает ее пироги… так о чем это я?
Он откашливается для пущего эффекта.
- Ах, да, мой батюшка. Он заходит туда и видит очаровательную молодую особу: темные кудри, голубые глаза, озорная улыбка. И она говорит миссис Гэмджи, что хочет приготовить оладьи на третий завтрак. Он рассказывал, что они целых полчаса спорили, чей рецепт лучше, а потом он пригласил ее на чай. С тех пор она еще не раз заходила в гости.
Бильбо улыбается каким-то приятным воспоминаниям, и Двалин начинает понимать, куда он клонит.
- Это была твоя мать, - говорит он, и это не вопрос.
- В самом деле. Беладонна Тук, старшая дочь Старого Тука. Среди хоббитов она пользовалась не слишком хорошей репутацией, потому что осмеливалась пускаться на поиски приключений. Однажды она даже добралась до Ривенделла. Видела бы она меня сейчас.
Они молча курят, затем Бильбо со вздохом запахивает плащ плотнее.
- Я хотел сказать, - произносит он, - что, по сути, мой отец не женился бы на моей матери, если бы не снег, лежащий на садовой скамейке.
Он переводит на Двалина внимательный взгляд.
- Ты можешь сказать, сколько таких мелочей ты уже изменил?
Двалин смотрит на него с удивлением. Эта мысль не приходила ему в голову, и тем более, он не представляет, как хоббит смог понять его положение. Какое все-таки странное создание их взломщик. Он умудряется упасть в обморок от одного упоминания об опасности, а потом, не задумываясь, бросается между беспомощным другом и его смертельным врагом, торгуется с драконом и легко постигает вещи, о которых не должен иметь никакого представления.
- Да ты мудрец, мастер Бэггинс, - признает он. Бильбо криво улыбается.
- Разве? Во всяком случае, не всегда. Совсем недавно я чуть было не совершил ужасную глупость, возможно, самую большую в моей жизни… но не стоит об этом, - быстро добавляет он, не дожидаясь, пока Двалин начнет задавать вопросы. – Выкурим еще по одной, а хватит, пожалуй. Я хотел бы успеть хоть немного поспать.
Само по себе это письмо – доказательство их измены, и Двалин понятия не имеет, как Балин собирается оправдываться, когда все всплывет. Но сейчас это даст им время. Они несколько раз встречались с кузеном Даином после исхода из Эребора. Он здравомыслящий гном, и он знает, что Балин - доверенный советник Торина. Он не станет вставать у них на пути.
К несчастью, это лишь меньшая из их забот. Им еще предстоит договориться с противниками, которые пока что не проявляют готовности пойти на уступки. А договор должен быть настолько выгоден Торину, чтобы он закрыл глаза на то, что он заключен за его спиной. Все складывается против них, и Двалину хочется сказать брату, что это чистое безумие, но он сам все это затеял, и ему, как никому другому известно, что альтернативой является война.
Балин выглядит более спокойным и сосредоточенным, чем во все время их пребывания в Эреборе. Он с новыми силами набрасывается на гору золота, и Двалин знает: это потому, что рутинная задача дает его брату возможность все как следует обдумать и выработать план.
Отвлекать его сейчас не стоит, так что Двалин присоединяется к Бофуру и Дори. Сегодня они расчищают проходы от обломков и ремонтируют лестничные полеты. Они работают молча, но эта тишина не тяготит, скорее успокаивает. Бильбо ненадолго заглядывает к ним посмотреть, как идут дела, и Двалин коротко кивает ему, не отрываясь от работы. Вероятно, Бильбо пришел с ним поговорить, но он не хочет привлекать излишнее внимание. Не сейчас, когда Торин и так подозревает его в измене. В следующий раз когда он поднимает голову, Бильбо уже нигде нет.
К вечеру весь отряд собирается у очага, но Торин так и не появляется за ужином, и никто из них не осмеливается это прокомментировать. Даже дурацкий, действующий на нервы оптимизм Бофура, кажется, испарился, и глядя на его хмурую физиономию, Двалин ловит себя на том, что ему не хватает этой жизнерадостности. Бильбо сидит рядом, бледный и растерянный. Он отмахивается от куска сухаря, который протягивает ему Бофур. Ори откинулся на плечо Дори, находя успокоение в близости старшего брата. Когда Двалин находит глазами Фили, то замечает, что тот смотрит на него с явным беспокойством. Двалин пожимает плечами, и Фили упрямо стискивает челюсти. Хлопнув брата по плечу, он поднимается и уходит, но вскоре возвращается с разочарованным видом.
Двалин дожидается, пока все улягутся спать, и отправляется на поиски сам. Впорочем, долго искать не приходится. Торин стоит в тени, прислонившись к колонне в дальней части сокровищницы, скрестив руки на груди и озирая раскинувшиеся груды золота. Со своего места Двалин не может различить выражение его лица, а сам Торин никак не показывает, что знает о его присутствии, хотя он должен был слышать шаги. Что ж, видимо, это то, чего он заслуживает. Двалин еще какое-то время стоит там, глядя на Торина, но слова не идут на ум. Он поворачивается и уходит прочь.
- Завтра, - понизив голос, говорит Балин, когда Двалин вытягивается на полу рядом с ним. – Я поговорю с Бардом завтра. Он кажется самым рассудительным из них. Но он не должен знать, что мы представляем не весь отряд.
Двалин с ворчанием сворачивает мех, укладывая его под голову.
- Он тоже может получить свою выгоду, - воодушевленно продолжает Балин, и Двалин удивленно поворачивает голову. – Мы обещали, что поможем восстановить Дейл. Ты помнишь Дейл, Двалин?
- Немного, - Двалин хмурит брови, воскрешая в памяти узкие улочки и ровные мостовые, людских торговцев в нарядных одеждах, лавочки и рынки, где продавали всякую снедь, ткани, фарфор и Махал знает что еще. – Должно быть, он был очень красивым.
- Ты прав. Был. – Балин задумчиво кивает. - И может стать им снова.
Он поворачивается на спину и закрывает глаза. Двалин лежит, уставившись в темноту, и убеждает себя, что еще есть надежда.
Армии их противников многочисленны. Сотни людей и эльфов раскинули лагерь у подножия горы, блокируя подход к воротам и пути в Озерный город и Лихолесье. Двалин наблюдает за ними с небольшого балкона, выдолбленного глубоко в скале, пытаясь подсчитать, сколько воинов им потребуется для сражения, если план Балина провалится, и где им лучше расположиться. Снег тихо падает с затянутого серой пеленой неба, и дороги, палатки и вся пустошь уже укрыты тонким белым покровом. В лагере тихо, нет привычной суеты, предвещающей подготовку к боевым действиям. Они не знают о том, что гномья армия под командованием Даина в любой момент может показаться на горизонте. Их ничего не сдерживает кроме послания Балина. Это будет резня, подобно которой все три народа не видели уже много веков, и снежное покрывало будет усеяно красными пятнами.
Нахуй нам нужны силы тьмы, - с горечью думает Двалин. – К барлогам сказки про орков, гоблинов и троллей. Все что нужно – это гора, набитая гномьим золотом, и союзники утопят всех в крови.
Со стороны двери раздается шорох, и тяжелые шаги свидетельствуют о том, что его уединение нарушено. Он не оборачивается, и Торин, не говоря ни слова, проходит мимо и останавливается, облокотившись о перила.
Повисает напряженная тишина, и Двалин не знает, как ее нарушить.
- Ты сказал, что мы погибнем, - Торин смотрит в сторону вражеского лагеря невидящим взглядом. – Откуда ты знаешь?
- Я не знаю. – Двалин прислоняется к стене, сложив руки на груди. – В бою всякое может случиться.
- Ты сказал это дважды. Про меня и мальчишек. И Балина, в первый раз ты его тоже упомянул. Ты знаешь.
Воздух кажется таким плотным, что его можно резать ножом. Торин оборачивается, нахмурившись.
- Не спрашивай, - говорит Двалин, повторяя то, о чем просил много лет назад, и это похоже на отчаянную мольбу.
- Но я спрашиваю. – Торин замолкает, и Двалин видит, как белеют его пальцы, сжимающие перила. – Я должен был спросить еще тогда. Ты скрываешь что-то, Двалин, я знаю. Я должен знать, почему. – Он делает глубокий вздох и тихо добавляет, - Прошу тебя.
И Двалин не может ему отказать. Торин мог бы приказать ему, мог потребовать ответа, обрушив на него праведный гнев, но, в конечном итоге, именно тихая просьба отчаявшегося гнома рушит барьеры, за которыми он скрывал правду все эти восемьдесят лет. Они стоят здесь посреди обломков мечты и руин, в которые превратилась их многолетняя дружба. Ничего не осталось кроме правды.
- Вили показал мне. – Слова камнем срываются у него с языка, и ему сразу же хочется взять их обратно. – В тот день, когда он умер. Он просил меня спасти вам жизнь. Я пытался все это время.
Повисает долгая тишина. Двалин терпеливо ждет. Наконец, Торин недоверчиво качает головой.
- Все это время, - повторяет он с удивительным спокойствием, и у Двалина сжимается сердце. – Все эти годы. Почему ты никогда не говорил мне?
- И какой от этого прок?
Торин горько усмехается и снова качает головой.
- Какой от этого прок сейчас? - зло спрашивает Двалин. – Теперь ты видишь, почему я сделаю все, чтобы не позволить тебе развязать войну? Теперь, когда ты знаешь, это что-нибудь изменит?
- Чего ты от меня ждешь? – рявкает Торин. – Чтобы я ползал перед ними, умоляя о мире? Чтобы бросил наше наследие этим поганым псам? Если бы только мы нашли Аркенстон…
Вся многолетняя выдержка летит к хренам, и дикая ярость захлестывает Двалина с головой.
- Это ничего не изменит, Торин! – ревет он в ответ. – Ничего, слышишь? Все равно будет бой! Ты все равно погибнешь!
- И что с того? – Торин срывается в крик. – Что у меня осталось? Мое королевство лежит в руинах! Аркенстон потерян, мои враги смеются мне в лицо, а друзья сговариваются за спиной!
- Торин…
- Скрывая правду восемьдесят лет…
- Я пытался защитить тебя!
- Я не нуждаюсь в твоей защите!
Двалин отшатывается, как от удара.
- Это неправда, - глухо говорит он. – Я же всегда… всегда…
Замолчав, он поднимает глаза на друга. Торин тяжело дышит, не отводя взгляда.
Двалин откидывается на стену, надеясь, что поза выглядит достаточно непринужденной, хотя на самом деле его не держат ноги.
- Хорошо. Тебе плевать на себя, - он горько усмехается. – Сдохнуть не терпится, да? Вперед.
- Да как ты смеешь…
- Но подумай хотя бы о парнях, ты ведь и их жизнями играешь. Подумай о моем брате. И что мне прикажешь сказать твоей сестре, когда я вернусь один?
Торин молчит.
Наконец он отворачивается, уперевшись локтями в парапет, и утыкается лицом в ладони. Двалин не знает, что ему делать. Ему хочется зашвырнуть Аркенстон в самую глубокую шахту, чтобы его никогда не нашли. Хочется стереть вражескую армию в порошок взмахом руки, или повернуть время вспять и проснуться в скромных покоях в Синих Горах, держа в объятиях горячее тело, вдыхая знакомый запах пота и близости.
Но он всего лишь воин. Он должен был знать заранее, что невозможно изменить судьбу.
Разожженная страхом, отчаянием и яростью, вспыхивает мысль, которую он держал внутри больше сотни лет. Слова, которые никогда не осмеливался произнести вслух. И сейчас может быть последний шанс сказать их и быть услышанным.
- Я люблю тебя, - говорит он тихо. – Я не могу тебя потерять. Обещай, что не оставишь меня.
Это проще, чем он думал. Возможно, ему стоило сказать это раньше. А может, это вообще не имеет значения, потому что они оба это знают уже больше ста лет.
Торин долго молчит. Наконец, он поднимает голову и смотрит на Двалина. На его лице усталость и печаль. И никакого удивления.
- Я не могу этого обещать, - возражает он. – Ты знаешь.
- Пообещай, что постараешься, - оттолкнувшись от стены, Двалин делает шаг вперед. – Я же обещал.
Торин заглядывает ему в глаза и, помедлив, кивает.
- Хорошо. Это я обещаю.
Он прислоняется к Двалину, и тот утыкается лицом в густые черные кудри, а потом Торин поворачивает голову, накрывая его губы своими. Он ухватывает Двалина за волосы, пропихивая язык ему в рот, и Двалин прижимает его крепче, чувствуя его жар через все слои ткани и меха. Они давно не целовались вот так – страстно, отчаянно, сгорая от желания, и Двалин думает, что если мир рухнет в эту самую минуту, это будет не самым плохим концом.
За поворотом раздаются торопливые шаги, и они отрываются друг от друга. Кили выбегает к ним навстречу, едва не споткнувшись.
- Дядя! – выдыхает он, потом замечает их и останавливается. – Прошу прощения. Но ворон принес новости. Я даже не знал, что ты его посылал, но он вернулся… Тебе нужно срочно придти.
- Даин прибудет только к ночи, - Торин хмурит брови, не понимая, о каком вороне идет речь. Он так и не знает о том, что Балин отправил послание их кузену. Двалин опускает взгляд. – Я уже знаю, Кили.
- Нет, - темные волосы Кили взлетают, когда он отчаянно трясет головой. – Не Даин, дядя. Орки. Тысячи орков меньше, чем в дне пути. – Он останавливается, чтобы отдышаться. В его глазах плещется ужас. – Азог ведет армию на Эребор.
Торин никогда не был блестящим политиком: он слишком вспыльчив и упрям. Он был благоразумным и уважаемым правителем в Эред Луин, но наиболее деликатные вопросы обычно поручались Балину и Дис. Сейчас же у них нет выбора, и новопровозглашенный Король-под-Горой в парадном облачении просит принять его в шатре эльфийского короля, тот самом, что разбит здесь для того, чтобы вынудить его сдаться. Двалин следует за ним вместе с братом, в сверкающих до блеска доспехах, и чувствует себя не в своей тарелке из-за отсутствия оружия, неуместного на дипломатической встрече.
По крайней мере, эльф выглядит удивленным. Он встает, словно переливаясь из одного положения в другое, как они это умеют, в то время как остальные просто пялятся на них, будто увидели призраков. Двалин узнает наглого эльфеныша, который присвоил Оркрист, и двух белобрысых телохранителей из королевской гвардии. Лодочник Бард сидит рядом с королем, вместе с еще одним человеком в потрепанной одежде, по-видимому, воином. С другой стороны расположился Гэндальф. На его лице несколько синяков, но в целом, он выглядит невредимым.
- Какая неожиданность, - ровно произносит Трандуил, и его поклон настолько небрежен, что его можно считать оскорблением. Торин предпочитает и вовсе обойтись без поклона. – Торин Дубощит собственной персоной удостоил нас своим присутствием. Чем обязаны?
Он обращается к Торину, не используя титул, и это еще одно проявление неуважения, но Торин лишь нетерпеливо встряхивает головой.
- У меня нет времени на любезности, - рычит он. – Гэндальф. Что здесь происходит?
- Я веду переговоры, - сообщает маг, поднимаясь с места. Он собирается было подойти к ним, но останавливается, взглянув на Барда. – В том числе и ради тебя. Торин, я не могу выразить, как я рад видеть тебя и твоих спутников живыми и невредимыми.
- Некоторые из нас хотели бы услышать то же о тебе, - хмурится Балин. Сам Двалин бы выразился отнюдь не так вежливо. Маг вздыхает.
- Меня задержали, - говорит он извиняющимся тоном. – И мне, в самом деле, жаль, что я не смог придти вам на помощь. Но я прибыл с недобрыми вестями, а проход к горе был уже закрыт. Я счел первоочередным убедить все стороны придти к компромиссу.
Торин окидывает собравшихся сердитым взглядом, и лодочник вскакивает с места.
- Что, по-твоему, мы должны были сделать? Пропустить мага, чтобы он помог тебе?
- Как ты мог заметить, я делаю все возможное, чтобы избежать кровопролития, - возражает Гэндальф.
- Хватит! – рявкает Торин, и его глубокий голос звучит с такой силой, что все взгляды обращаются к нему. Он стоит, горделиво выпрямившись, в сияющих доспехах деда, увенчанный эреборской короной, и на какое-то мгновение Двалин видит перед собой Трора – когда он еще был могущественным и справедливым владыкой.
- Я получил сведения, что к следующему утру эти земли будут наводнены орками, - объявляет он. – Я пришел просить вас помочь нам, или уйти отсюда.
В наступившей тишине можно было бы услышать, как иголка падает на пол.
Гэндальф первым приходит в себя. Тяжело вздохнув, он опускается на стул.
- Значит, уже началось, - медленно говорит он. – Эребор будет первым местом предстоящей битвы. Я надеялся, что у нас больше времени.
- Они не станут атаковать хорошо защищенную крепость, - возражает эльфийский король. – Для этого потребуется огромное войско. Последнее время они скапливают силы, но не в таком количестве…
- Это именно то, что я пытаюсь вам сказать, - перебивает его Гэндальф. – Я был в Дол Гулдуре. Я видел их своими глазами, и если бы не Владычица Лориэна, я бы оттуда не выбрался. Они собирают армию, достаточную, чтобы захватить все Средиземье.
В шатре снова воцаряется тишина. Двалин вспоминает легенды, которые родители рассказывали ему в детстве - о темных временах, когда в мире было полно прислужников зла. В этих рассказах говорилось о страшной крепости и чудовищной битве, а еще о волшебном кольце. Все это казалось захватывающим юному гному, которому посчастливилось жить спустя почти три тысячи лет после этих событий, но сейчас по спине у него струится холодный пот. Торин поворачивается к нему, и Двалин знает, что он тоже вспомнил эти легенды. Его глаза кажутся темными в полумраке, и Двалин с трудом подавляет желание дотронуться до его руки.
Голос Балина, нарушающий всеобщее молчание, спокоен как всегда.
- Мы будем благодарны за любое содействие.
- Содействие? – Бард переводит недоверчивый взглядом на мага и обратно на Балина. – Вы даже не собирались заплатить нам за ту помощь, что мы вам оказали, не говоря уже про жертвы и разрушения, которые обрушились на нас по вашей вине. А теперь вы ждете, что мы будет рисковать своими жизнями в вашей битве?
- Ты молод, наследник Гириона, - отвечает маг. – Человеческая жизнь коротка, и ты понятия не имеешь о той силе, против которой мы должны объединиться. Это не гномья битва, Бард. Полчища орков не остановятся, захватив Эребор. Следующим будет Эсгарот, а затем Лихолесье.
Он поворачивается к Трандуилу, потом к Торину. Двалину приходит в голову, что, возможно, в его взгляде заключена какая-то магическая сила убеждения, но раз уж это работает в их пользу, он не собирается жаловаться.
- Вы должны выступить все вместе, - объявляет маг, и Двалин никогда не слышал, чтобы он говорил с такой настойчивостью. – Или вы погибнете, мы все погибнем. Ты знаешь, чему мы противостоим, Лесной Король. Ты помнишь.
Эльф опускается на свое место. Его лицо кажется жуткой белой маской, а холодные глаза устремлены на мага, но смотрят сквозь него, как будто он видит тени прошлого, тот неописуемый ужас, который должен был остаться навечно погребенным во мраке. Наконец, он медленно кивает.
- Да будет так, - ровно произносит он. – Можешь рассчитывать на наши мечи и луки, Подгорный Король.
Торин напрягается, и Двалин кладет руку ему на спину. Он знает, что ему это нравится не больше, чем самому Двалину. Никто не может гарантировать, что эльфы не повернут прочь, как это было раньше, но сражаться вместе с ними все же лучше, чем сражаться против них, когда на горизонте вот-вот появятся орки.
Овладев собой, Торин отвечает формальным поклоном.
- Благодарю тебя, - коротко произносит он.
Все поворачиваются к человеку. Бард теребит рукав рубахи, не поднимая глаз.
- Ты прав, Гэндальф - заявляет он. – Я не понимаю. Но, кажется, у меня нет выбора, кроме как довериться тебе. Мы останемся.
- Благодарю, - повторяет Торин, и на этот раз его слова звучат более искренно.
- В старые времена людей из Дейла и народ Одинокой Горы связывал союз, - добавляет Балин. – Теперь мы снова вместе. Так, как это должно быть.
- Что касается сокровищ, - продолжает Торин, и его голос звучит резче, - сейчас не время это обсуждать, но у меня есть просьба, и я заплачу по-королевски тому, кто сможет ее выполнить.
Несколько часов спустя Двалин возвращается в Эребор. Ему не хочется оставлять Торина, когда он в таком настроении, посреди лагеря, который может в любую минуту вновь оказаться враждебным. Но Балин с ним, и Даин присоединился к переговорам вскоре после прибытия. Похоже, общая угроза заставила все стороны на время позабыть о личной неприязни. Когда Двалин уходил, они обсуждали стратегию и тактику боя, передвигая монеты и щепки на походном столе вокруг Одинокой Горы, роль которой выполнял мешочек с целебными травами, принадлежащий Трандуилу. Но от стратегии мало толку, если оружие не будет наточено, а воины – подготовлены, так что Двалин решает заняться необходимыми приготовлениями. Он ведет отряд в обширную оружейную, где хранились доспехи и оружие эреборских воинов, и под его пристальным взглядом они подбирают себе подходящее снаряжение.
Очищая найденные вещи от пыли, они обсуждают разные стили и приемы боя, но Двалин не участвует в общем разговоре. Новости, которые принес маг, не дают ему покоя, и ужас происходящего обрушивается на плечи тяжким грузом. Они и раньше слышали, что темные силы просыпаются, да и орки преследовали их в течение всего похода, но никогда прежде угроза не ощущалась настолько реальной. Пожалуй, только теперь он понимает всю правду: у него не было ни единого шанса.
Сколько бы он ни пытался, что бы ни делал, судьба, в конце концов, переиграла его, и сражения не миновать. Оно унесет жизни тех, кого он любит, как он и боялся все эти годы с тех самых пор, как погибший друг открыл ему будущее, которое, как он думал, сможет изменить, если только будет стараться изо всех сил.
Они сделают все, чтобы спасти парней. Фили станет прекрасным королем, несмотря на свой возраст. Он воспринял приказ Торина не лезть в гущу битвы спокойнее, чем брат, который до сих пор дуется на дядю. Если удастся уберечь хотя бы их, его усилия не будут напрасными. Это единственное, на что он надеется.
Наблюдая за суетной подготовкой, Двалин замечает, что одного члена отряда не хватает. Бильбо нигде не видно, и, убедившись, что выбранные им парные топоры заточены как следует, он отправляется на поиски.
Он обнаруживает хоббита на стене над воротами. Бильбо сидит на каменной лавке, кутаясь в старый меховой плащ, так что видны только голова и рука с трубкой. Густой приятный аромат наполняет воздух, и Бильбо поднимает глаза, заслышав его приближение.
- Мне хотелось подышать воздухом, - поясняет он. – Добрый вечер, господин гном. Не желаете ли выкурить трубочку?
Двалин открывает было рот, чтобы напомнить ему о первоочередных делах, но, подумав, закрывает его. Возможно, это их последняя ночь. Почему бы и не покурить.
Он садится рядом с хоббитом, и Бильбо протягивает ему кисет.
- Старый Тоби, - говорит он. – Самый лучший табак в Шире. Ничто так не успокаивает нервы. Ты обязательно должен попробовать.
Он сильно отличается от крепкого, смолистого табака, который обычно курят гномы, но Двалин не против. Они довольно долго сидят в тишине, посматривая на огни раскинувшегося внизу лагеря, сияющие на небе звезды и сверкающие снежинки, поднятые с поверхности порывом ветра.
- Армия орков появится до полудня, - говорит Двалин. – Тебе стоит держаться поближе к эльфийским лучниками, это самое безопасное место. Если гору захватят, из нее не выбраться.
Бильбо медленно кивает.
- Я знаю. Все наши усилия оказались ни к чему. Все равно будет битва, хотя, должен признать, это уже не наша вина. Но как бы я хотел, чтобы можно было что-то сделать.
Двалин невесело усмехается.
- Ты не представляешь, чего я только ни делал. Если бы было возможно изменить судьбу… - он обрывает сам себя, стискивая зубы. Он не станет делиться этим с чужаком.
- Может, ты уже изменил.
Взгляд Бильбо устремлен не на него, а куда-то вдаль.
- Знаешь, хоббиты – простой народ. Мы ценим то, что делает жизнь приятнее: хорошая еда, веселая песня, - он поводит рукой с зажатой в ней трубкой. – Иногда эти мелочи имеют значение. Мой отец любил рассказывать мне, как одним зимним утром он собирался посидеть на скамейке в саду. Это было действительно замечательное утро, не то, что сейчас, ну, ты понимаешь – ясное небо, и солнце, греющее настолько, насколько это возможно в середине зимы. И мой батюшка ничего так не хотел, как посидеть на скамейке с трубкой и хорошей книгой, наслаждаясь прекрасной погодой.
Бильбо замолкает, чтобы затянуться. Двалина подмывает сказать ему, что он не в настроении выслушивать семейные предания, но завтра они могут погибнуть, а рассказ, по-видимому, важен для Бильбо, так что он оставляет свои мысли при себе.
- Но скамейка была припорошена снегом, - продолжает хоббит, - а когда он смахнул его, остались мокрые следы. Мой отец был практичным хоббитом, он пошел на кухню за полотенцем, но, проходя мимо кладовой, вспомнил, что мука почти закончилась, и он мог бы сходить за ней прямо сейчас, чтобы испечь оладьи с яблоками к третьему завтраку. Так что он отправился на рынок, и там в лавке у бакалейщика Хильда Гэмджи, любимая тетушка моего садовника - он всегда так расхваливает ее пироги… так о чем это я?
Он откашливается для пущего эффекта.
- Ах, да, мой батюшка. Он заходит туда и видит очаровательную молодую особу: темные кудри, голубые глаза, озорная улыбка. И она говорит миссис Гэмджи, что хочет приготовить оладьи на третий завтрак. Он рассказывал, что они целых полчаса спорили, чей рецепт лучше, а потом он пригласил ее на чай. С тех пор она еще не раз заходила в гости.
Бильбо улыбается каким-то приятным воспоминаниям, и Двалин начинает понимать, куда он клонит.
- Это была твоя мать, - говорит он, и это не вопрос.
- В самом деле. Беладонна Тук, старшая дочь Старого Тука. Среди хоббитов она пользовалась не слишком хорошей репутацией, потому что осмеливалась пускаться на поиски приключений. Однажды она даже добралась до Ривенделла. Видела бы она меня сейчас.
Они молча курят, затем Бильбо со вздохом запахивает плащ плотнее.
- Я хотел сказать, - произносит он, - что, по сути, мой отец не женился бы на моей матери, если бы не снег, лежащий на садовой скамейке.
Он переводит на Двалина внимательный взгляд.
- Ты можешь сказать, сколько таких мелочей ты уже изменил?
Двалин смотрит на него с удивлением. Эта мысль не приходила ему в голову, и тем более, он не представляет, как хоббит смог понять его положение. Какое все-таки странное создание их взломщик. Он умудряется упасть в обморок от одного упоминания об опасности, а потом, не задумываясь, бросается между беспомощным другом и его смертельным врагом, торгуется с драконом и легко постигает вещи, о которых не должен иметь никакого представления.
- Да ты мудрец, мастер Бэггинс, - признает он. Бильбо криво улыбается.
- Разве? Во всяком случае, не всегда. Совсем недавно я чуть было не совершил ужасную глупость, возможно, самую большую в моей жизни… но не стоит об этом, - быстро добавляет он, не дожидаясь, пока Двалин начнет задавать вопросы. – Выкурим еще по одной, а хватит, пожалуй. Я хотел бы успеть хоть немного поспать.
UPD! часть 4/6
Этой ночью им всем так и не удается толком поспать, хоть они и знают, что в завтрашний бой нужно идти с ясной головой и свежими силами. Они собираются небольшими группами, стремясь провести последние часы с близкими: разговаривают, курят, перекидываются шутками. Вернувшись в Гору, Двалин присоединяется к Фили и Кили. Оба парня уселись в дальнем углу и переговариваются о чем-то вполголоса, замолкая при его приближении.
Он не собирается снова обсуждать с ними приказ Торина. Принцы останутся с эльфийскими воинами, при королевской гвардии. Это тоже не гарантия безопасности, но хоть как-то снижает риск: лучникам нечего делать в самой гуще битвы. От Фили там будет меньше толку, так как он не столь умело управляется с луком как Кили, но наследник, скрепя сердце, покоряется решению дяди. Сейчас он, должно быть, как раз пытается переубедить сердитого и отказывающегося слушать его брата. Двалин хмыкает - в Кили так много от Торина: то же упрямое нежелание смиряться с обстоятельствами; та же необузданная жажда проявить себя, доказать, что он достоин; та же железная воля, ведущая к цели, и постоянный страх потерпеть неудачу. Он знает, что Кили боится потерять дядю, которого любит как родного отца, и что он готов на все, чтобы спасти его.
Но если он вмешается, то потеряет все, что у него есть.
В повисшей неловкой тишине Двалин присаживается рядом с ними, и Кили поднимает голову, глядя на него с вызовом.
- Мне это не нравится, - поясняет он то, что и так написано у него на лице. – Просто, чтобы ты знал. И не думай, что я это проглочу.
- Нет смысла спорить, - говорит Двалин. – Ты слышал, что сказал Торин. От мертвых от вас проку не будет. Азог спит и видит, как уничтожить род Дурина. Вот уж он рад будет, если вы втроем к нему заявитесь.
Лицо Кили явственно бледнеет под темной челкой, и Двалин понимает, что сказать грубую правду, возможно, было не самой лучшей идеей. Но парням в любом случае надо это знать.
- Но дядя… - возражает Кили, и в его голосе слышится испуг.
- Двалин будет с ним, - натянуто улыбается Фили, обнимая брата за плечи. – Если кто и сможет позаботиться, чтобы он вернулся целым и невредимым, так это он. Верно? – Он бросает на Двалина встревоженный и одновременно умоляющий взгляд.
Двалин вспоминает Дис, которой достало сил остаться в Синих Горах, как того требовал долг, и поручить ему заботу о ее детях, хотя они оба знали, что он не мог ей ничего пообещать.
Он вспоминает голос Вили, его отчаянную просьбу, навек изменившую его жизнь, и его последнюю печальную улыбку, перед тем как он повернулся и скрылся в тени. Спаси их. Прошу тебя.
У Фили светлый ум матери и горячее сердце отца, и Двалин говорит ему то, что сказал обоим его родителям.
- Я не знаю. Но я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.
Когда Торин и Балин наконец возвращаются с переговоров, уже поздно, но никто из отряда еще не спит. Двалину хочется подойти к другу и обнять его, сесть рядом с ним и с Балином и разделить с ними возможно последние часы, что им отпущены, но у Торина еще есть дела. Он обходит всех участников похода, находя для каждого слова ободрения и признательности. Сейчас он не в том состоянии, чтобы вселять веру в победу, но обязанности предводителя с него никто не снимал. Двалин и Балин молча сидят вместе, и Двалину вспоминается Азанулбизар: такая же долгая зимняя ночь, когда они собрались всей семьей, осознавая, что на следующий день все может закончиться.
Тогда с ними был отец. Это был последний раз, когда они разговаривали с ним.
Двалин хотел бы так многое сказать брату, но никакие слова не выразят того, что он чувствует, и он продолжает молчать. Балин бледен и выглядит уставшим, время от времени он оглядывается вокруг с тоской, которая не покидает его взгляда с тех пор, как они вошли в Гору. Ему не по себе здесь, и Двалин может только догадываться, чьи лица он видит, глядя в пустоту, чьи голоса ему слышатся в покинутых залах. Впервые он думает, что Балину, может, и не стоило возвращаться сюда. Может, было бы лучше, если бы никто из них сюда не приходил.
Двалин старается не думать о видении, в котором карие глаза безжизненно застывают, а кровь течет по груди, пятная белоснежную бороду.
- Прости, - внезапно произносит Балин. – Жаль, что так и не удалось предотвратить войну. Теперь остается только надеяться на лучшее.
- Мы должны защитить Торина, - говорит Двалин, и Балин кивает, как будто знает об открывшемся ему будущем.
Двалин задумывается, стоит ли предупредить брата о его собственной судьбе, но решает промолчать. Вряд ли он захотел бы знать об этом заранее. Вместо этого он протягивает руку, находя ладонь Балина, и сжимает ее. И впервые за все последнее время брат искренне улыбается ему.
Голоса переговаривающихся гномов стихают, и Двалин поднимается, отправляясь на поиски Торина. Никто из отряда не может сказать, куда он направился, но у Двалина есть смутное предположение. Он идет по коридорам, покрытым пылью, спускаясь по узким лестничным пролетам и, наконец, перед ним открывается огромный завораживающий своим величием Тронный Зал.
Из тени проступают очертания гигантских статуй. Сейчас, когда зал освещен лишь светом звезд, проникающим через глубокие световые колодцы, никто кроме гномов не смог бы различить их во тьме. Никто кроме гномов не смог бы пройти по узкому переходу, ведущему к полуразрушенному трону. Или разглядеть на нем одинокую сгорбившуюся фигуру. Двалин подходит ближе и склоняет голову, как сделал бы, если бы зал был ярко освещен факелами, и сотни гномов смотрели бы с верхних галерей, как это бывало прежде.
Торин горько усмехается.
- Не смейся надо мной, Двалин.
- Я не смеюсь. – Он твердо встречает взгляд синих глаз, но ему не нравится то, что он видит. Торин выглядит печальным и подавленным, совсем непохожим на гордого короля, готового вести за собой народ. Его плечи ссутулены, и, завернувшись в меховую мантию, он сейчас напоминает напуганного ребенка, забившегося в дальний угол кровати. Разбитая, треснувшая спинка трона и зияющая пустотой выемка, в которой должен был быть Аркенстон, довершают картину разорения.
- Ты достоин этих почестей и не только их, и ты их получишь, - убежденно говорит Двалин. – Никто не заслуживает этого больше, чем ты.
Торин отводит взгляд, и Двалин в который раз корит себя за излишнюю прямоту. Ему всегда было далеко до балинового красноречия, но он никогда прежде так не завидовал брату.
Какое-то время они оба молчат, но Торин знает, что Двалин не уйдет по своей воле.
- Я сказал тогда, что я – не мой дед. Это правда. Какое бы проклятие не овладело его разумом, он был великим гномом. Он знал бы, как справиться с этим. – Торин откидывается на спинку каменного трона и закрывает глаза. – Мне здесь не место.
- Это чушь, и ты это знаешь, - резко говорит Двалин. Торин не отвечает. - Ты привел нас сюда через полмира. Мы последовали за тобой – все, даже мастер Бэггинс - хотя могли не раз повернуть обратно. На кой, ты думаешь, нам это сдалось? От нехер делать?
- Я привел вас к погибели.
- Может быть, но мы это знали. - У Двалина чешутся руки вбить хоть немного здравого смысла в и без того не очень здоровую башку его короля. – Мы пошли за тобой, потому что мы верим тебе, Торин. Мы пошли за тобой, потому что ты – наш предводитель, и за тебя мы готовы сражаться. И мы пойдем за тобой до конца. Я не только за себя сейчас говорю.
Торин поднимает на него усталый взгляд.
- Откуда ты знаешь?
- Любой, у кого есть глаза, это видит. Но вообще-то я говорил с ними эти полгода. Как и ты, между прочим, так что ты тоже должен знать.
Торин снова прикрывает глаза.
- Помнишь, Гэндальф посоветовал мне бежать? Я достиг Эребора, и Азог все еще преследует меня. Бежать больше некуда. Он отнимет все, что у меня есть, все, что мне дорого. – Торин криво улыбается. – Хотя это все равно не имеет значения, если на этом все закончится. Возможно, от судьбы просто нельзя убежать.
- Если бы я верил в это, то давно сошел бы с ума. Я пытаюсь изменить судьбу вот уже восемьдесят лет, Торин. А ты говоришь мне, что все напрасно?
Торин молча смотрит на него. Его глаза блестят в полумраке, словно от непролитых слез.
- Вили не верил в это, - упрямо говорит Двалин. И добавляет, сам не зная почему: - И Бильбо тоже не верит.
Торин продолжает молчать, не соглашаясь, но и не возражая, и Двалину хочется считать, что это что-нибудь да значит.
- Идем со мной, - произносит наконец Торин, вставая с разрушенного трона. – Давай найдем спокойное место. Если завтра все будет кончено, я хочу провести оставшееся время с тобой.
Держась за руки, они идут к жилым покоям. Торин направляется к комнате Двалина, и тот не задает вопросов, даже когда они проходят мимо коридора, ведущего к личным покоям королевской семьи. Они опускаются на узкую постель, раздевая друг друга без лишних слов. Двалин смотрит будто со стороны, как его пальцы – в шрамах и мозолях - распускают шнуровку ториновой рубахи и касаются покрытой темными волосками груди, и думает, что это должно быть странно: оказаться здесь, на этой кровати, которая принадлежала ему, когда он был еще мальчишкой, а Торин – всего лишь его лучшим другом. Тогда самым неприличным, что они на ней делали, была игра в кости и распитый на двоих бочонок пива, который Торин стащил из запасов отца. Последствия были не самыми приятными.
Но сейчас, когда они медленно целуются, не торопясь размыкать объятия, и Торин утягивает его за собой на постель, он не думает о последствиях. Они знают каждый дюйм изборожденной шрамами кожи, которую можно ласкать и гладить, и пробовать на вкус, сохраняя до мельчайших подробностей в памяти на случай, если завтра одному из них останутся лишь воспоминания. Они были вместе бессчетное число раз, но редко вот так: касаясь нежно и трепетно, не торопясь утолить желание, зная, что оно может оказаться последним в их жизни. Двалин погружает руку в густые темные кудри с серебряными прожилками, наслаждаясь тем, как они струятся, обвивая его пальцы. Торин прижимается губами к синякам на его горле и опускает руку, касаясь чувствительной кожи на внутренней стороне бедра.
Они любят друг друга, стремясь подарить все мыслимые и немыслимые ласки, принимая и отдаваясь, двигаясь в едином ритме, пока один за другим не достигают высшей точки. После, когда они вытягиваются на смятых простынях, Торин первым нарушает молчание. Он спрашивает о видениях, и Двалин рассказывает ему все, каждую деталь, которую он запомнил, вплоть до зажимов в испачканных кровью волосах Фили, и того спокойного, умиротворенного выражения, которое он видел на бескровном лице друга. Торин слушает его, не перебивая, и рассеянно поглаживает длинные белые рубцы на руке Двалина, оставленные когтями варга вскоре после Азанулбизара. Он не озвучивает своего мнения, не предлагает бессмысленных заверений, что все будет хорошо, или прощения за то, что Двалин столько лет хранил свою тайну. Вместо этого он берет ладонь Двалина и целует ее, и они сидят молча, не желая нарушать тишину ненужными словами.
Когда они возвращаются, остальные тихо лежат на своих спальниках, хотя обычного храпа и сопения не слышно. Торин устраивается рядом с племянниками, а Двалин ложится рядом с Балином. Брат должно быть, слышал, как он пришел, но он не открывает глаза, и Двалин еще долго смотрит на его спокойное лицо, перед тем как его одолевает тревожный неглубокий сон.
- Нет. Это совершенно неприемлемо.
Если бы над ними не висела чудовищная угроза, Двалин бы уже хохотал во всю глотку. Один вид Бильбо Бэггинса в свисающей до колен мифриловой кольчуге был донельзя уморителен, хотя Двалин первый сказал бы, что награда более чем заслужена. Но негодующее выражение на круглой хоббичьей мордахе – это нечто. Бильбо выглядит так, словно собирается прочитать Торину нотацию о недопустимости ношения кольчуги перед вторым завтраком, ничуть не представляя себе истинной ценности подарка, а Торин смотрит на него, словно у Бильбо выросла вторая голова. Их король умеет произносить торжественные речи, но хоббичьи традиции остаются за пределами его понимания.
- Это будет считаться оскорблением всего нашего рода, если ты отвергнешь подарок, - Фили дружески хлопает Бильбо по плечу, когда становится ясно, что у Торина не осталось аргументов. – Представь, что ты вручил кому-нибудь прекрасный чайный сервиз на свой день рождения, а твой подарок отвергли. Вот как ты сейчас.
- О. – Бильбо неловко расправляет подол слишком длинной кольчуги. – Я понимаю. Ну что ж, тогда… я прошу прощения. Она очень милая.
Милая. Гномы дружно вздыхают. Торин открывает рот и, помедлив, закрывает его снова. Ситуацию спасает Бофур, которому всегда удавалось лучше других понять, как устроены хоббичьи мозги.
- Правда же? – просияв, говорит он. – И вдобавок ужасно полезная. Ее никакой стрелой не пробьешь. Давай еще шлем тебе подберем.
Он берет Бильбо под руку и утаскивает его, пока тот бормочет слова благодарности. Торин ошеломленно поворачивается к Двалину.
- Милая?
Да уж, полурослики, и впрямь, очень странный народ.
Глядя, как Бильбо и Бофур выходят из оружейной, Двалин вспоминает, что так и не сказал Торину про Аркенстон. Он не представляет, с какой стороны к этому подойти, и не уверен, что это не разрушит хрупкий мир, которого они достигли. Сейчас Торин держит себя в руках, но это явно требует усилий с его стороны. Ярость, которая жжет Двалина изнутри, скоро сможет вылиться на Азога и его приспешников, а Балин выглядит спокойнее теперь, когда перед ним поставлена конкретная задача. Напряженность между членами отряда спала перед лицом внешней угрозы. И Двалин не собирается нарушать это шаткое равновесие, признаваясь в измене. Только не сейчас. Но факт остается фактом: кроме них с Бильбо никто не знает о том, что Аркенстон лежит в тайном месте глубоко под Горой. И если они оба погибнут, камень будет потерян навсегда.
Может, это и к лучшему. Старое королевство лежит в руинах, а уцелевшее сокровище лишь сводит с ума их короля и разжигает жажду обладания у врагов. Пусть Сердце Горы останется легендой, а Эребор возродится вновь без постоянного напоминания о былых днях, которые уже никогда не вернутся.
Но прежде им предстоит битва, и никто не может сказать, чем она закончится. Двалин всем сердцем надеется, что их взломщик выживет в кровавой бойне, в которой он никогда не должен был участвовать – миролюбивый хоббит, который любит книги и ценит красоту, и все, что растет на земле. Бильбо обязательно выживет. Он вернется в свой дом, по которому так скучает, и будет счастлив. Он будет сидеть за своим опрятным столом, глядеть в круглое окошко и вспоминать их. Может, он даже напишет книгу об их походе, чтобы эта история сохранилась в памяти потомков. Двалину хочется в это верить.
Снаружи солнце ослепительно сияет на выцветшем зимнем небосклоне. Двалин жмурится, выходя вслед за Торином. Свет кажется еще более ярким, отражаясь от заснеженной равнины и укрытых плотным белым покровом предгорий. Бильбо улыбается, стягивает шлем и встряхивает кудрями, подставляя лицо легкому ветру.
- Какой славный день, - с сожалением говорит он. – Трудно поверить, что что-то плохое может случиться, когда так светит солнце.
- Солнцу все равно, что тут у нас творится, дружище, - отвечает Бофур, кладя руку ему на плечо. В преддверии того, что вскоре должно произойти, все эти дружеские жесты вдруг обретают особое значение.
Гномов мало интересует солнечный свет или голубое небо, но нельзя отрицать преимущество в виде отличной видимости, так что Двалин не собирается лишний раз ворчать. Их небольшой отряд спускается вниз к эльфийскому лагерю, где Торин и Балин присоединяются к другим главнокомандующим и Гэндальфу в шатре Трандуила для последнего совещания. Посланные на разведку вороны заметили армию орков примерно в четырех часах марша к северу, так что у них еще есть время подготовить горячий прием.
В лагере царит оживление: люди и эльфы озабоченно снуют туда-сюда, седлают лошадей, проверяют оружие и переговариваются каждый на своем языке. Несколько гномов из Железных Холмов – скорее всего личная гвардия Даина – явно чувствуют себя здесь неуютно, как и сам Двалин, да и остальные. На них бросают подозрительные взгляды, терпят как вынужденных союзников, но ни капли не доверяют, и даже не скрывают этого. Впрочем, это чувство взаимно. Двалин шкурой ощущает нервное напряжение в отряде. Даже Бильбо не улыбается, с тоской глядя на запад. Где-то в той стороне, за лесом и Мглистыми Горами, находится его дом. И Двалин понимает, что он должен сейчас чувствовать.
Высокая эльфийка с длинными рыжими волосами направляется к ним, обращась к Двалину, видимо, потому, что он выше остальных. Он узнает в ней одну из тех стражей, которые схватили их в Лихолесье. Умелый воин. И теперь они на одной стороне. Она не улыбается, но и не кривит высокомерно губы, как все остальные эльфы при виде гномов.
- Меня зовут Тауриэль, - представляется она. – Я капитан королевской стражи. Владыка послал меня сообщить, что ваши принцы и хоббит будут под моей защитой. Мы займем позицию вон там, южнее, чтобы атаковать врага, как только он подойдет на расстояние выстрела, но при этом не попасть в ловушку.
- Звучит толково, - признает Двалин. Бильбо выглядит расстроенным, но ничего не говорит. Эльфийка обводит взглядом их отряд, и неожиданно на ее лице появляется что-то похожее на улыбку. Двалин оборачивается и видит сияющее лицо Кили.
Проклятье.
- Мы снова встретились, моя госпожа, - произносит младший торинов племянник, пытаясь изобразить обворожительную улыбку, ну, как он ее понимает. – И, по крайней мере, на этот раз нас не разделяет решетка.
Фили посылает ему предостерегающий взгляд и бормочет что-то вроде «Веди себя пристойно!» Кили закидывает руку ему на плечо и подмигивает. И вот сейчас Тауриэль совершенно точно улыбается.
Махал, сжалься.
К счастью появление Торина избавляет его от необходимости вмешиваться. Король направляется в их сторону, поправляя вернувшийся к нему эльфийский клинок, и Гэндальф следует за ним. Они обмениваются парой слов, которые Двалин не может разобрать, а потом маг кладет руки Торину на плечи. Должно быть, его слова находят должный отклик, потому что Торин слабо улыбается, подходя к Двалину и остальным.
- Настало наше время, друзья, - говорит он. – Покажем бледному выродку, кому принадлежит Эребор.
Попрощавшись с отрядом, принцы и Бильбо отправляются вместе с Тауриэль к отряду лучников. Двалин замечает упрямый взгляд, который Кили посылает Торину, и ловит себя на нехорошем предчувствии. Но сейчас нет времени об этом задумываться.
Он не собирается снова обсуждать с ними приказ Торина. Принцы останутся с эльфийскими воинами, при королевской гвардии. Это тоже не гарантия безопасности, но хоть как-то снижает риск: лучникам нечего делать в самой гуще битвы. От Фили там будет меньше толку, так как он не столь умело управляется с луком как Кили, но наследник, скрепя сердце, покоряется решению дяди. Сейчас он, должно быть, как раз пытается переубедить сердитого и отказывающегося слушать его брата. Двалин хмыкает - в Кили так много от Торина: то же упрямое нежелание смиряться с обстоятельствами; та же необузданная жажда проявить себя, доказать, что он достоин; та же железная воля, ведущая к цели, и постоянный страх потерпеть неудачу. Он знает, что Кили боится потерять дядю, которого любит как родного отца, и что он готов на все, чтобы спасти его.
Но если он вмешается, то потеряет все, что у него есть.
В повисшей неловкой тишине Двалин присаживается рядом с ними, и Кили поднимает голову, глядя на него с вызовом.
- Мне это не нравится, - поясняет он то, что и так написано у него на лице. – Просто, чтобы ты знал. И не думай, что я это проглочу.
- Нет смысла спорить, - говорит Двалин. – Ты слышал, что сказал Торин. От мертвых от вас проку не будет. Азог спит и видит, как уничтожить род Дурина. Вот уж он рад будет, если вы втроем к нему заявитесь.
Лицо Кили явственно бледнеет под темной челкой, и Двалин понимает, что сказать грубую правду, возможно, было не самой лучшей идеей. Но парням в любом случае надо это знать.
- Но дядя… - возражает Кили, и в его голосе слышится испуг.
- Двалин будет с ним, - натянуто улыбается Фили, обнимая брата за плечи. – Если кто и сможет позаботиться, чтобы он вернулся целым и невредимым, так это он. Верно? – Он бросает на Двалина встревоженный и одновременно умоляющий взгляд.
Двалин вспоминает Дис, которой достало сил остаться в Синих Горах, как того требовал долг, и поручить ему заботу о ее детях, хотя они оба знали, что он не мог ей ничего пообещать.
Он вспоминает голос Вили, его отчаянную просьбу, навек изменившую его жизнь, и его последнюю печальную улыбку, перед тем как он повернулся и скрылся в тени. Спаси их. Прошу тебя.
У Фили светлый ум матери и горячее сердце отца, и Двалин говорит ему то, что сказал обоим его родителям.
- Я не знаю. Но я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.
Когда Торин и Балин наконец возвращаются с переговоров, уже поздно, но никто из отряда еще не спит. Двалину хочется подойти к другу и обнять его, сесть рядом с ним и с Балином и разделить с ними возможно последние часы, что им отпущены, но у Торина еще есть дела. Он обходит всех участников похода, находя для каждого слова ободрения и признательности. Сейчас он не в том состоянии, чтобы вселять веру в победу, но обязанности предводителя с него никто не снимал. Двалин и Балин молча сидят вместе, и Двалину вспоминается Азанулбизар: такая же долгая зимняя ночь, когда они собрались всей семьей, осознавая, что на следующий день все может закончиться.
Тогда с ними был отец. Это был последний раз, когда они разговаривали с ним.
Двалин хотел бы так многое сказать брату, но никакие слова не выразят того, что он чувствует, и он продолжает молчать. Балин бледен и выглядит уставшим, время от времени он оглядывается вокруг с тоской, которая не покидает его взгляда с тех пор, как они вошли в Гору. Ему не по себе здесь, и Двалин может только догадываться, чьи лица он видит, глядя в пустоту, чьи голоса ему слышатся в покинутых залах. Впервые он думает, что Балину, может, и не стоило возвращаться сюда. Может, было бы лучше, если бы никто из них сюда не приходил.
Двалин старается не думать о видении, в котором карие глаза безжизненно застывают, а кровь течет по груди, пятная белоснежную бороду.
- Прости, - внезапно произносит Балин. – Жаль, что так и не удалось предотвратить войну. Теперь остается только надеяться на лучшее.
- Мы должны защитить Торина, - говорит Двалин, и Балин кивает, как будто знает об открывшемся ему будущем.
Двалин задумывается, стоит ли предупредить брата о его собственной судьбе, но решает промолчать. Вряд ли он захотел бы знать об этом заранее. Вместо этого он протягивает руку, находя ладонь Балина, и сжимает ее. И впервые за все последнее время брат искренне улыбается ему.
Голоса переговаривающихся гномов стихают, и Двалин поднимается, отправляясь на поиски Торина. Никто из отряда не может сказать, куда он направился, но у Двалина есть смутное предположение. Он идет по коридорам, покрытым пылью, спускаясь по узким лестничным пролетам и, наконец, перед ним открывается огромный завораживающий своим величием Тронный Зал.
Из тени проступают очертания гигантских статуй. Сейчас, когда зал освещен лишь светом звезд, проникающим через глубокие световые колодцы, никто кроме гномов не смог бы различить их во тьме. Никто кроме гномов не смог бы пройти по узкому переходу, ведущему к полуразрушенному трону. Или разглядеть на нем одинокую сгорбившуюся фигуру. Двалин подходит ближе и склоняет голову, как сделал бы, если бы зал был ярко освещен факелами, и сотни гномов смотрели бы с верхних галерей, как это бывало прежде.
Торин горько усмехается.
- Не смейся надо мной, Двалин.
- Я не смеюсь. – Он твердо встречает взгляд синих глаз, но ему не нравится то, что он видит. Торин выглядит печальным и подавленным, совсем непохожим на гордого короля, готового вести за собой народ. Его плечи ссутулены, и, завернувшись в меховую мантию, он сейчас напоминает напуганного ребенка, забившегося в дальний угол кровати. Разбитая, треснувшая спинка трона и зияющая пустотой выемка, в которой должен был быть Аркенстон, довершают картину разорения.
- Ты достоин этих почестей и не только их, и ты их получишь, - убежденно говорит Двалин. – Никто не заслуживает этого больше, чем ты.
Торин отводит взгляд, и Двалин в который раз корит себя за излишнюю прямоту. Ему всегда было далеко до балинового красноречия, но он никогда прежде так не завидовал брату.
Какое-то время они оба молчат, но Торин знает, что Двалин не уйдет по своей воле.
- Я сказал тогда, что я – не мой дед. Это правда. Какое бы проклятие не овладело его разумом, он был великим гномом. Он знал бы, как справиться с этим. – Торин откидывается на спинку каменного трона и закрывает глаза. – Мне здесь не место.
- Это чушь, и ты это знаешь, - резко говорит Двалин. Торин не отвечает. - Ты привел нас сюда через полмира. Мы последовали за тобой – все, даже мастер Бэггинс - хотя могли не раз повернуть обратно. На кой, ты думаешь, нам это сдалось? От нехер делать?
- Я привел вас к погибели.
- Может быть, но мы это знали. - У Двалина чешутся руки вбить хоть немного здравого смысла в и без того не очень здоровую башку его короля. – Мы пошли за тобой, потому что мы верим тебе, Торин. Мы пошли за тобой, потому что ты – наш предводитель, и за тебя мы готовы сражаться. И мы пойдем за тобой до конца. Я не только за себя сейчас говорю.
Торин поднимает на него усталый взгляд.
- Откуда ты знаешь?
- Любой, у кого есть глаза, это видит. Но вообще-то я говорил с ними эти полгода. Как и ты, между прочим, так что ты тоже должен знать.
Торин снова прикрывает глаза.
- Помнишь, Гэндальф посоветовал мне бежать? Я достиг Эребора, и Азог все еще преследует меня. Бежать больше некуда. Он отнимет все, что у меня есть, все, что мне дорого. – Торин криво улыбается. – Хотя это все равно не имеет значения, если на этом все закончится. Возможно, от судьбы просто нельзя убежать.
- Если бы я верил в это, то давно сошел бы с ума. Я пытаюсь изменить судьбу вот уже восемьдесят лет, Торин. А ты говоришь мне, что все напрасно?
Торин молча смотрит на него. Его глаза блестят в полумраке, словно от непролитых слез.
- Вили не верил в это, - упрямо говорит Двалин. И добавляет, сам не зная почему: - И Бильбо тоже не верит.
Торин продолжает молчать, не соглашаясь, но и не возражая, и Двалину хочется считать, что это что-нибудь да значит.
- Идем со мной, - произносит наконец Торин, вставая с разрушенного трона. – Давай найдем спокойное место. Если завтра все будет кончено, я хочу провести оставшееся время с тобой.
Держась за руки, они идут к жилым покоям. Торин направляется к комнате Двалина, и тот не задает вопросов, даже когда они проходят мимо коридора, ведущего к личным покоям королевской семьи. Они опускаются на узкую постель, раздевая друг друга без лишних слов. Двалин смотрит будто со стороны, как его пальцы – в шрамах и мозолях - распускают шнуровку ториновой рубахи и касаются покрытой темными волосками груди, и думает, что это должно быть странно: оказаться здесь, на этой кровати, которая принадлежала ему, когда он был еще мальчишкой, а Торин – всего лишь его лучшим другом. Тогда самым неприличным, что они на ней делали, была игра в кости и распитый на двоих бочонок пива, который Торин стащил из запасов отца. Последствия были не самыми приятными.
Но сейчас, когда они медленно целуются, не торопясь размыкать объятия, и Торин утягивает его за собой на постель, он не думает о последствиях. Они знают каждый дюйм изборожденной шрамами кожи, которую можно ласкать и гладить, и пробовать на вкус, сохраняя до мельчайших подробностей в памяти на случай, если завтра одному из них останутся лишь воспоминания. Они были вместе бессчетное число раз, но редко вот так: касаясь нежно и трепетно, не торопясь утолить желание, зная, что оно может оказаться последним в их жизни. Двалин погружает руку в густые темные кудри с серебряными прожилками, наслаждаясь тем, как они струятся, обвивая его пальцы. Торин прижимается губами к синякам на его горле и опускает руку, касаясь чувствительной кожи на внутренней стороне бедра.
Они любят друг друга, стремясь подарить все мыслимые и немыслимые ласки, принимая и отдаваясь, двигаясь в едином ритме, пока один за другим не достигают высшей точки. После, когда они вытягиваются на смятых простынях, Торин первым нарушает молчание. Он спрашивает о видениях, и Двалин рассказывает ему все, каждую деталь, которую он запомнил, вплоть до зажимов в испачканных кровью волосах Фили, и того спокойного, умиротворенного выражения, которое он видел на бескровном лице друга. Торин слушает его, не перебивая, и рассеянно поглаживает длинные белые рубцы на руке Двалина, оставленные когтями варга вскоре после Азанулбизара. Он не озвучивает своего мнения, не предлагает бессмысленных заверений, что все будет хорошо, или прощения за то, что Двалин столько лет хранил свою тайну. Вместо этого он берет ладонь Двалина и целует ее, и они сидят молча, не желая нарушать тишину ненужными словами.
Когда они возвращаются, остальные тихо лежат на своих спальниках, хотя обычного храпа и сопения не слышно. Торин устраивается рядом с племянниками, а Двалин ложится рядом с Балином. Брат должно быть, слышал, как он пришел, но он не открывает глаза, и Двалин еще долго смотрит на его спокойное лицо, перед тем как его одолевает тревожный неглубокий сон.
- Нет. Это совершенно неприемлемо.
Если бы над ними не висела чудовищная угроза, Двалин бы уже хохотал во всю глотку. Один вид Бильбо Бэггинса в свисающей до колен мифриловой кольчуге был донельзя уморителен, хотя Двалин первый сказал бы, что награда более чем заслужена. Но негодующее выражение на круглой хоббичьей мордахе – это нечто. Бильбо выглядит так, словно собирается прочитать Торину нотацию о недопустимости ношения кольчуги перед вторым завтраком, ничуть не представляя себе истинной ценности подарка, а Торин смотрит на него, словно у Бильбо выросла вторая голова. Их король умеет произносить торжественные речи, но хоббичьи традиции остаются за пределами его понимания.
- Это будет считаться оскорблением всего нашего рода, если ты отвергнешь подарок, - Фили дружески хлопает Бильбо по плечу, когда становится ясно, что у Торина не осталось аргументов. – Представь, что ты вручил кому-нибудь прекрасный чайный сервиз на свой день рождения, а твой подарок отвергли. Вот как ты сейчас.
- О. – Бильбо неловко расправляет подол слишком длинной кольчуги. – Я понимаю. Ну что ж, тогда… я прошу прощения. Она очень милая.
Милая. Гномы дружно вздыхают. Торин открывает рот и, помедлив, закрывает его снова. Ситуацию спасает Бофур, которому всегда удавалось лучше других понять, как устроены хоббичьи мозги.
- Правда же? – просияв, говорит он. – И вдобавок ужасно полезная. Ее никакой стрелой не пробьешь. Давай еще шлем тебе подберем.
Он берет Бильбо под руку и утаскивает его, пока тот бормочет слова благодарности. Торин ошеломленно поворачивается к Двалину.
- Милая?
Да уж, полурослики, и впрямь, очень странный народ.
Глядя, как Бильбо и Бофур выходят из оружейной, Двалин вспоминает, что так и не сказал Торину про Аркенстон. Он не представляет, с какой стороны к этому подойти, и не уверен, что это не разрушит хрупкий мир, которого они достигли. Сейчас Торин держит себя в руках, но это явно требует усилий с его стороны. Ярость, которая жжет Двалина изнутри, скоро сможет вылиться на Азога и его приспешников, а Балин выглядит спокойнее теперь, когда перед ним поставлена конкретная задача. Напряженность между членами отряда спала перед лицом внешней угрозы. И Двалин не собирается нарушать это шаткое равновесие, признаваясь в измене. Только не сейчас. Но факт остается фактом: кроме них с Бильбо никто не знает о том, что Аркенстон лежит в тайном месте глубоко под Горой. И если они оба погибнут, камень будет потерян навсегда.
Может, это и к лучшему. Старое королевство лежит в руинах, а уцелевшее сокровище лишь сводит с ума их короля и разжигает жажду обладания у врагов. Пусть Сердце Горы останется легендой, а Эребор возродится вновь без постоянного напоминания о былых днях, которые уже никогда не вернутся.
Но прежде им предстоит битва, и никто не может сказать, чем она закончится. Двалин всем сердцем надеется, что их взломщик выживет в кровавой бойне, в которой он никогда не должен был участвовать – миролюбивый хоббит, который любит книги и ценит красоту, и все, что растет на земле. Бильбо обязательно выживет. Он вернется в свой дом, по которому так скучает, и будет счастлив. Он будет сидеть за своим опрятным столом, глядеть в круглое окошко и вспоминать их. Может, он даже напишет книгу об их походе, чтобы эта история сохранилась в памяти потомков. Двалину хочется в это верить.
Снаружи солнце ослепительно сияет на выцветшем зимнем небосклоне. Двалин жмурится, выходя вслед за Торином. Свет кажется еще более ярким, отражаясь от заснеженной равнины и укрытых плотным белым покровом предгорий. Бильбо улыбается, стягивает шлем и встряхивает кудрями, подставляя лицо легкому ветру.
- Какой славный день, - с сожалением говорит он. – Трудно поверить, что что-то плохое может случиться, когда так светит солнце.
- Солнцу все равно, что тут у нас творится, дружище, - отвечает Бофур, кладя руку ему на плечо. В преддверии того, что вскоре должно произойти, все эти дружеские жесты вдруг обретают особое значение.
Гномов мало интересует солнечный свет или голубое небо, но нельзя отрицать преимущество в виде отличной видимости, так что Двалин не собирается лишний раз ворчать. Их небольшой отряд спускается вниз к эльфийскому лагерю, где Торин и Балин присоединяются к другим главнокомандующим и Гэндальфу в шатре Трандуила для последнего совещания. Посланные на разведку вороны заметили армию орков примерно в четырех часах марша к северу, так что у них еще есть время подготовить горячий прием.
В лагере царит оживление: люди и эльфы озабоченно снуют туда-сюда, седлают лошадей, проверяют оружие и переговариваются каждый на своем языке. Несколько гномов из Железных Холмов – скорее всего личная гвардия Даина – явно чувствуют себя здесь неуютно, как и сам Двалин, да и остальные. На них бросают подозрительные взгляды, терпят как вынужденных союзников, но ни капли не доверяют, и даже не скрывают этого. Впрочем, это чувство взаимно. Двалин шкурой ощущает нервное напряжение в отряде. Даже Бильбо не улыбается, с тоской глядя на запад. Где-то в той стороне, за лесом и Мглистыми Горами, находится его дом. И Двалин понимает, что он должен сейчас чувствовать.
Высокая эльфийка с длинными рыжими волосами направляется к ним, обращась к Двалину, видимо, потому, что он выше остальных. Он узнает в ней одну из тех стражей, которые схватили их в Лихолесье. Умелый воин. И теперь они на одной стороне. Она не улыбается, но и не кривит высокомерно губы, как все остальные эльфы при виде гномов.
- Меня зовут Тауриэль, - представляется она. – Я капитан королевской стражи. Владыка послал меня сообщить, что ваши принцы и хоббит будут под моей защитой. Мы займем позицию вон там, южнее, чтобы атаковать врага, как только он подойдет на расстояние выстрела, но при этом не попасть в ловушку.
- Звучит толково, - признает Двалин. Бильбо выглядит расстроенным, но ничего не говорит. Эльфийка обводит взглядом их отряд, и неожиданно на ее лице появляется что-то похожее на улыбку. Двалин оборачивается и видит сияющее лицо Кили.
Проклятье.
- Мы снова встретились, моя госпожа, - произносит младший торинов племянник, пытаясь изобразить обворожительную улыбку, ну, как он ее понимает. – И, по крайней мере, на этот раз нас не разделяет решетка.
Фили посылает ему предостерегающий взгляд и бормочет что-то вроде «Веди себя пристойно!» Кили закидывает руку ему на плечо и подмигивает. И вот сейчас Тауриэль совершенно точно улыбается.
Махал, сжалься.
К счастью появление Торина избавляет его от необходимости вмешиваться. Король направляется в их сторону, поправляя вернувшийся к нему эльфийский клинок, и Гэндальф следует за ним. Они обмениваются парой слов, которые Двалин не может разобрать, а потом маг кладет руки Торину на плечи. Должно быть, его слова находят должный отклик, потому что Торин слабо улыбается, подходя к Двалину и остальным.
- Настало наше время, друзья, - говорит он. – Покажем бледному выродку, кому принадлежит Эребор.
Попрощавшись с отрядом, принцы и Бильбо отправляются вместе с Тауриэль к отряду лучников. Двалин замечает упрямый взгляд, который Кили посылает Торину, и ловит себя на нехорошем предчувствии. Но сейчас нет времени об этом задумываться.
-
-
07.12.2014 в 20:58перевод как всегда выше всяческих похвал!
-
-
07.12.2014 в 22:39-
-
07.12.2014 в 22:44-
-
09.12.2014 в 09:31И такой правильный-правильный дворин...
-
-
09.12.2014 в 09:54-
-
09.12.2014 в 18:51-
-
09.12.2014 в 20:16